– Я знала, что вы приедете. Знала. Но я так перепугалась, Себастьян. Он все грозился увезти меня куда-то. – Фиби прижалась к нему.
– Теперь все позади. – Он чуть отодвинул ее от себя и нежно погладил по щеке. – Но ничего этого могло и не быть, будь ты со мной пооткровеннее. Не объясните ли вы мне, мисс Эвертон-Смайф, почему девушка, принадлежащая к одному из самых чопорных семейств Йоркшира, вынуждена скрываться под именем Смит и зарабатывать на жизнь, работая гувернанткой?
– Именно из-за чрезмерной чопорности своей родни, – сухо ответила Фиби. – Когда я поняла, что по горло сыта их нравоучениями, и решила начать самостоятельную жизнь, они сочли это черной неблагодарностью и порвали отношения со мной. Да еще на прощание потребовали, чтобы я отказалась от приставки «Эвертон», которая могла напомнить о былом скандале, связанном с матерью. Меня это вполне устраивало – кто же возьмет в гувернантки девушку с запятнанным именем?
– А как отнесся к смене фамилии твой отец?
– Он умер за несколько лет до этого. – Девушка задумалась. – К тому же он вполне разделял взгляды своего на редкость пуританского семейства. Греховность усматривалась даже в балах. Даже улыбаться запрещалось. А уж о том, чтобы посетить Лондон, не могло быть и речи. Представляете, что они думали о светском сезоне?
– Что они думали, мне глубоко безразлично, но жаль, конечно, что они вели столь уединенный образ жизни. Иначе кто-нибудь кроме Кроухерста мог бы тебя узнать и все выяснилось бы намного раньше.
– Не исключено, – неуверенно промолвила Фиби. – Думаю, однако, что мой отец всячески избегал какой-либо огласки.
Даже мне до сих пор неизвестны все подробности. Когда мать ушла из жизни, отец запретил упоминать ее имя и отослал меня жить к своим родителям. Видимо, отца очень раздражало мое сходство с Шарлоттой.
– Так сильно он ее любил?
– Скорее ненавидел за то, что она опозорила нашу семью. Сперва своими романами, а затем самоубийством.
– А ты знала, что она покончила с собой?
– Нет, пожалуй… Мне было тогда всего лишь девять лет, я, как все дети, чувствовала, что произошло нечто ужасное, но мне было строго-настрого запрещено задавать какие бы то ни было вопросы.
Диверелл задумчиво смотрел на девушку.
– Это событие не оказало большого влияния на мою жизнь. Мама всегда была далека от меня.
– Значит, нам обоим не повезло с родителями, – констатировал Диверелл, глядя в огонь камина.
– Да уж, наверное, сэр, если вы пострадали за деяния вашего брата.
– Он был на несколько лет старше меня, отец его обожал. Только абсолютно неопровержимые улики могли убедить его в том, что Селвин способен совершить нечто дурное, а их не было. Все складывалось против меня.
– Но ведь вам в ту пору было не больше девятнадцати или двадцати лет.
– Да, но я уже был отчаянным волокитой, без удержу гонялся за юбками. Однако между мной и братом было то различие, что меня интересовали только незамужние женщины. Любовнице Селвина между тем претила незаконная связь.
Селвину же никоим образом не хотелось уходить от жены и быть замешанным в чудовищный скандал, который настроил бы отца против него. Он попросил свою любовницу, то есть твою мать, адресовать свои страстные письма не виконту Кэрфорду, как брат в то время именовался, а С. Дивереллу.
– И что же произошло?
– Произошло неизбежное. Страдая от скоротечного разрыва с любимым человеком, твоя мать засыпала его письмами. Написанные женской рукой, они не могли не привлечь внимание отца. Он вскрыл некоторые из них, они состояли из сплошных ласковых слов без упоминания имени, и отец, естественно, решил, что «О на конверте означает «Себастьян».
– Но вы же могли доказать свою невиновность. Да и брат, как он мог допустить, чтобы из-за него пострадали вы?
– Брата я недолюбливал, и неприязнь была взаимной. Представьте себе Диверелла, скрывающего свою истинную сущность под маской набожной респектабельности.
Оставаясь с ним наедине, я корил его за лицемерие, но что толку! Я обладал изрядной долей фамильной гордости – раз Сел-вин не желает признаваться, не мое это дело – его уличать. И когда отец наотрез отказался мне верить, я не стал тратить красноречие понапрасну.
– Как это было неразумно, милорд! – Фиби укоризненно покачала головой.
– Тогда я так не считал. – Он помолчал. – Я пытался отыскать леди, писавшую эти письма, но к тому времени, как мне удалось выпытать у Селвина ее адрес, она была мертва. Ее настоящего имени он мне так и не сообщил, поэтому до сегодняшнего дня я не связывал эту историю с тобой.
– Ваш брат заботился о ней?
– Нет, он забыл ее, как и многих других своих пассий, но знал, где она живет. Странно, почему отчаяние не заставило ее броситься в объятия Кроухерста.
– Не мудрено, что он повредился в рассудке. Любимая женщина предпочла ему смерть.
– А может, он не предлагал ей замужества? Она была на несколько лет старше Кроухерста, к тому же на имя ее падала тень скандала. Для любовницы это не имеет значения, но совсем иное дело жена.
– Вот и я так думаю, сэр. Наступила напряженная тишина. Девушка ощущала на себе взгляд Диверелла, но сама не подняла глаз, даже когда он взял ее за руку.