Теперь снег шел немного сильнее, свет фар выхватывал из темноты парящие снежинки, просеивающиеся сквозь голые ветви деревьев. Сосны припорошило белыми хлопьями. Макнил развернул прицеп, маневрируя между деревьями, и установил его таким образом, чтобы он стоял передней стороной к проложенной ими узкой колее и любой из тех, кто явится, не смог бы увидеть, что Фурора нет внутри. У фургона были высокие узкие окна, но не спереди.
Как только трейлер был установлен в нужном положении, Макнил отцепил грузовик и отъехал. Пирсол приступил к работе: он заполз под прицеп и прикрепил видеокамеру таким образом, чтобы ее не заметили, но при этом она имела хороший угол обзора и фиксировала любого, приблизившегося к фургону.
Макнил повернулся к Марис.
– Пока Дин работает, давай уведем Фурора подальше в лес, чтобы покормить. – Он сверился со светящимися стрелками своих часов. – Мы должны убраться отсюда через пять минут, максимум десять.
В прицепе находились одеяла, чтобы укрывать кобылу, доставленную в Соломон Грин днем раньше. Марис достала самое темное и расправила его на широкой спине Фурора. Жеребцу это понравилось, он качнул мускулистым крупом, словно исполняя хучи-кучи[4], и засопел так, как делал это, когда испытывал радость. Марис с умилением негромко рассмеялась и, потянувшись, обняла сильную шею жеребца. Он ткнулся губами в волосы девушки, но мягко, словно каким-то образом по ее движениям понял, что она была не в форме.
– Сюда. – В голосе Макнила прозвучала странная нотка, когда он вручил Марис фонарь и, отвязав поводья, повел Фурора подальше от дороги.
Свободной рукой он обнял девушку и притянул ее ближе, когда они начали углубляться в лес.
Через несоразмерный бронежилет и толстую куртку под ним, Макнил не мог почувствовать девушку, поэтому, просунув руку под жилет и одежду, устроил ее на изгибе девичьего бедра.
– Как ты себя чувствуешь? – спросил он, пока они продолжали нащупывать дорогу сквозь непроглядный лес, переступая через упавшие стволы деревьев и уклоняясь от кустарников, то и дело норовящих зацепиться за одежду.
– Хорошо. – Марис улыбнулась ему, позволяя себе ближе прильнуть к теплу и силе его большого тела. – Прежде у меня уже было сотрясение, и хоть это и не забавно, но не думаю, что в этот раз оно такое же сильное, как в первый. Боль проходит быстрее, поэтому я просто не понимаю, почему не могу вспомнить то, что случилось.
Ее замешательство было очевидно, и пальцы Макнила сжались на ее бедре.
– Могу предположить, что была затронута другая часть мозга. Твоя память уже частично возвращается, поэтому вероятно, что к завтрашнему дню ты все вспомнишь.
Она надеялась на это; эти белые пятна в ее жизни вызывали тревогу. Теперь это вопрос лишь нескольких часов, ибо вернулись фрагменты памяти о вещах, произошедших до и после удара по голове, но ее не устраивало частичное отсутствие информации. Она не забыла, как ехала в машине с Макнилом, но почему не могла вспомнить, как они добрались до мотеля?
Есть лишь один способ узнать то, что ее так интересовало.
– Я сама раздевалась?
Подняв взгляд, она увидела, что он улыбнулся резкой смене темы. Его голос стал глубже от разбуженных воспоминаний.
– Это был совместный труд.
Возможно, еще час назад она бы смутилась, но не теперь. Вместо этого она ощутила что-то вроде будоражащего удовольствия, накатившего на нее при мысли о том, как он снимает свою футболку, чей мягкий хлопок еще хранил тепло его тела, и одевает на нее.
– Ты прикасался ко мне? – произнесенные шепотом, эти слова, словно теплый мед, обволакивали его, давая понять, насколько ей понравилась сама мысль.
– Нет, тебе было не до этого.
Но хотел, подумал Макнил. Боже, как ему этого хотелось. Он помог девушке перебраться через поваленное дерево, поддерживая ее, чтобы не споткнулась, при этом продолжая вспоминать, как она выглядела, сидя на краю кровати лишь в одних трусиках, с закрытыми глазами, а светло-каштановые волосы разметались по тонким атласным плечам. Ее груди были высокими, упругими, небольшого размера, но восхитительно округлыми, увенчанными маленькими темно-розовыми сосками. Его правая рука вцепилась в поводья; ладонь так и ныла от желания прикоснуться к ней, накрыть эту прохладную, роскошную, упругую плоть и с любовью согреть.
[4]