– Брось, Маркус, – сказала Молли. – Всё это ни к чему, они мне больше не понадобятся. Я сдаюсь.
– Что ты сказала? – переспросил кот.
– Сдаюсь. Отказываюсь. Никуда не поеду. Ничего тут не поделаешь.
– Но ты не можешь так поступить! – воскликнул Маркус.
– Правда? Не могу так поступить, по мнению учёного господина кота? В самом деле? А скажи-ка на милость, как я могу поступить иначе? Вот моя палочка! Она не годится даже для того, чтобы испечь элементарный бисквит! Взгляни на мой вид! С таким лицом я бы всех перепугала даже на конкурсе на звание самой уродливой колдуньи! И полюбуйся, что осталось от моих ингредиентов! Всё перемешано, всё растоптано, всё пропало!
Посмотри на меня: от моих способностей ничего не осталось! И посмотри на себя: они все достались тебе! Так вот, я сдаюсь, всё бросаю, я иду спать и собираюсь пролежать в постели восемьсот ближайших лет. А там видно будет!
Молли встала, медленно потянулась, дважды лизнула собственное плечо и продолжила:
– А главное, приглядись повнимательней, что со мной делается. Я начинаю вести себя в точности как ты: всё время хочу спать, пытаюсь причёсываться ногтями вместо расчёски и даже мурлычу… Если и дальше так пойдёт, то через пару дней я буду бегать за мышами! Всё, хватит, спокойной ночи. Встретимся через восемьсот лет!
– Нет уж, я тебе этого не позволю!
И Маркус загородил собою дверь. Он расставил лапы, шерсть на нём вздыбилась, вид у него был дикий и яростный. У Молли, стремившейся поскорее спрятаться под одеялом и погрузиться в сновидения, не было никакой возможности его обойти.
– Ну-ка, подвинься, мерзкий кот!
Маркус молча протянул к ней лапы, а потом произнёс заклинание:
– Обертасом, Моллитас!
Колдунью отбросило назад, как будто кто-то невидимый с силой её толкнул; она пролетела через гостиную и, как перезрелый овощ, рухнула на спящих носорогов.
Спросонья три огромных рогатых зверя вскочили и понеслись. Маркус успел распахнуть входную дверь, и носороги исчезли из виду, унося с собой скатерть, пару книг и несколько неопознанных предметов.
Тут и Молли без промедления двинулась на штурм: в точности как носороги, она опустила голову и бросилась вперёд.
– Моллитус Взлетатус Шарикум! – Кот нацелил на неё все десять когтей, на кончиках которых сверкал целый сноп искр.
Через три секунды Молли воспарила в воздух, как воздушный шарик, и вскоре упёрлась в потолок.
– А теперь послушай меня, милая моему сердцу колдунья. Вот уже сто лет, как я являюсь твоим котом, с тобой я прожил шесть жизней. Я терпел тебя, когда ты была младенцем и таскала меня за хвост, когда ты была маленькой девочкой и использовала меня как плюшевую игрушку, когда ты превращала меня в мини-дракона, в китайскую вазу, в дуршлаг для лапши. Я не возражал, даже когда ты забыла меня в лампе, где мне пришлось просидеть целую неделю в компании со старым ворчливым джином. Поэтому даже не надейся, что я позволю тебе вот так запросто дезертировать! Я разрешу тебе спуститься при одном условии: ты пообещаешь мне, что завтра мы отправимся на конкурс и ты не отступишь!
Не прошло и часа, как Молли согласилась на эти условия.
– Да! Да, мы туда поедем, нас там разобьют наголову, разделают под орех, мы прослывём бездарями, я займу последнее место! Ну и пожалуйста, поехали!
– Поехали куда? – вдруг раздался чей-то голос.
Молли и Маркус обернулись и увидели молодую даму, которая вошла в комнату, аккуратно переступая через многочисленные обломки, которыми был усыпан пол.
– Вы кто? – спросила Молли, всё ещё паря под потолком.
– Адель Писака, сотрудница журнала «Метла и котелок». Мы с вами договаривались о встрече. Я звонила, но никто не ответил. Дверь была открыта, вот я и вошла.
– Спускаюмус темпус! – прошептал Маркус сквозь зубы.
– Ах да, конечно! – воскликнула Молли, плюхнувшись, как гнилое яблоко, к ногам журналистки. – Конечно… – И она с трудом встала на ноги. – Конечно, я вас ждала… Разумеется… Садитесь, пожалуйста.
– Куда? – спросила Адель, оглядывая разгромленную комнату.