Легенда об Орфее была использована многими композиторами для своих опер. Появлялись даже комедийные варианты этой темы. В середине прошлого столетия настоящий фурор вызвала оперетта Жака Оффенбаха «Орфей в аду». Французский композитор спародировал оперу Глюка. Орфей перекочевал в страну канкана. Париж к тому времени уже не был городом французской революции. Буржуазия, получив власть, по словам Маркса, бахвалилась перед всем миром «нахальным блеском беспутной роскоши, нажитой надувательством и преступлением». И оперетта Оффенбаха оказалась не столько пародией на оперу Глюка, сколько «раздеванием» парижских буржуа, требовавших от жизни только услад и развлечений.
До наших дней музыканты обращаются к легендарным греческим героям. Зонг-опера ленинградского композитора Александра Журбина «Орфей и Эвридика» была восторженно встречена нашей молодежью, несмотря на столь «почтенный возраст» ее героев. Этот успех говорит о том, что светлый античный миф о чудодейственной силе музыки и в наш век волнует людей,— точно так же, как сам жанр оперы, возникший благодаря чарующим песням Орфея, всегда будет привлекать своим волшебством.
Глава 2
...ИМЯ ТЕБЕ МОЦАРТ!
Какая глубина!
Какая смелость и какая стройность!
Ты, Моцарт, бог...
Л. С. Пушкин
В Рим четырнадцатилетний Вольфганг Моцарт приехал с отцом в канун пасхи — 11 апреля 1770 года. Люди постились. Театры были закрыты, развлечения запрещены.
Едва наступил вечер, набожный Леопольд Моцарт повел сына в собор святого Петра, где исполнялся знаменитый псалом «Мизерере», написанный более века назад маэстро Грегорио Аллегри. В переводе с латинского «Мизерере» означает «Смилуйся!». Богослужение шло в Сикстинской капелле, расписанной великим Микеланджело.
Попав в капеллу впервые, Моцарт был потрясен ее настенной живописью. Самая огромная фреска «Страшный суд» занимала всю стену за алтарем. В невероятном вихре несутся обнаженные тела, вызванные на грозное судилище повелительным жестом разгневанного Христа. Молнии прорезают мрачное грозовое небо. Грешники низвергаются с небес, а навстречу им из бездны ада возносятся скелеты людей, обрастая на лету плотью. Все смешалось в хаосе судного дня.
От рассматривания фресок Вольфганга отвлекло появление папы римского — Климента XIV. Его окружали кардиналы в красных мантиях. Мальчик никогда не видел наместника самого господа бога на земле. Золотая тиара и сверкающее облачение придавали этому невзрачному человеку некое величие. Папа воздел руки. Тени метнулись по сплетенным фигурам «Страшного суда».
Хор запел «Мизерере». Суровые, скорбно-величавые звуки заполнили капеллу. Все пали ниц. Кровавыми пятнами краснели на мозаичных плитах пола мантии кардиналов. Мелодии наплывали одна на другую в сложнейшем контрапункте, пока в финале девять голосов хора не слились в едином звучании. Все мягче, нежнее становилось пение. Голоса таяли, гасли, растворялись под сводами, где кистью Микеланджело вызваны к жизни библейские картины. И — тишина. Благоговейное ожидание гласа небесного судии.
Эту музыку услышать могли немногие, потому что «Мизерере» Аллегри исполнялось всего дважды перед пасхой, и только в Сикстинской капелле. Никто, кроме служителей Ватикана, не имел права петь этот псалом. Нельзя было даже ноты выносить из собора. Того, кто посмел бы сделать это, папа отлучил бы от церкви.
«Такую бесподобную музыку должны слышать все!» — подумал Моцарт, выходя из Ватикана. Возвратившись в гостиницу, мальчик взял нотную бумагу и по памяти записал все девять голосов «Мизерере». Для обыкновенного музыканта это был труд непосильный. Запомнить все партии с единого прослушивания — одно и то же, что с первого раза удержать в голове речи девяти ораторов, говорящих одновременно. Но Моцарт был гений — и сделал невозможное!
Слух об этом «изумительном воровстве» дошел до Климента XIV. Папа римский пригласил музыканта в свои покои. Мальчик поразил его виртуозной игрой. Без единой ошибки он проиграл все партии «Мизерере». Своей апостольской властью папа удостоил Вольфганга высшей награды — рыцарского ордена «Золотая шпора». И юный Моцарт вышел из ватиканского дворца с красной лентой через плечо и белой восьмиконечной звездой на груди. Его стали величать синьором кавалером. Награда возводила Моцарта, внука переплетчика и правнука каменщика, в дворянское достоинство. Из музыкантов этот орден получил, как раз в год рождения Вольфганга, только великий Глюк.
Осенью того же года Моцарта ждало еще одно испытание. Отец привез его в Болонью, где юный музыкант предстал перед строгой комиссией Филармонической академии. Быть избранным в ее члены — большая честь для музыканта. И хотя Вольфгангу было всего 14 лет, он с легкостью выполнил сложнейшие требования экзаменаторов. Ему был присужден диплом Болонской филармонической академии и звание академика.
Слава юного Моцарта росла. Музыканты заинтересовались не только его виртуозными выступлениями в концертах, но и сочинениями. И в том же 1770 году ему предложили контракт с герцогским театром в Милане. Композитор должен был к открытию зимнего карнавального сезона написать большую оперу-сериа. К опере, открывающей новый сезон, итальянцы относились особенно придирчиво, и ее создание поручалось лишь признанным маэстро. Контракт с юным Моцартом говорил о признании его таланта.
Правда, несмотря на столь юный возраст, Моцарт не был новичком в оперном искусстве. Он уже написал на родине, в Австрии, три оперы. В 11 лет— «Аполлон и Гиацинт» для выпускного спектакля студентов университета в Зальцбурге, а через год — одноактный зингшпиль «Басть-ен и Бастьенна» и оперу-буффа «Мнимая пастушка» для венского придворного театра. Однако заказ в Милане был особенно ценен для юного маэстро. Слава, приобретенная в Италии, делала музыканта знаменитым на весь мир.
Импресарио миланского театра предупредил Моцарта, что опера должна быть итальянской, то есть написанной по всем правилам, принятым в этой стране,— иначе ничто, даже правительственное распоряжение, не заставит публику аплодировать.
Композитор получил от театра готовое либретто «Митридат, царь понтийский», составленное Витторио Чинья-Санти по трагедии Расина. В либретто было все, что нравилось тогда итальянским меломанам: и борьба с угнетателями, и трогательная любовная история, и звучные стихи, удобные для вокального исполнения.
Моцарт с увлечением принялся за работу. С рассвета до поздней ночи сидел он за клавесином. Рождались мелодии — по-моцартовски грациозные, изящные и по-итальянски темпераментные. «Что суждено нам? — беспокоился отец.— Фиаско или успех, гнилые апельсины или цветы? Терпение!.. Вольфганг очень занят, постоянно задумчив...»
Умудренный опытом Леопольд Моцарт знал, как нетерпимы итальянцы к плохой музыке, какими жестокими бывают они на спектаклях. Не забывал он и об интригах, что отравляют жизнь за кулисами театра.
«Здесь тоже нашлись лица, стремящиеся помешать нам»,— сообщав! отец Моцарта жене в том же письме из Милана.
Недоброжелатели молодого композитора пытались внушить примадонне театра Бернаскони, что арии, принесенные мальчиком, скорее всего краденые, либо написаны его отцом, капельмейстером при дворе архиепископа Зальцбурга. Оскорбленный подозрениями, Моцарт спросил у певицы, какие арии вызывают у нее сомнение. Та указала на арию из третьего акта. Композитор тут же набросал три варианта новой музыки. Мир был восстановлен, тем более что певице нравились мечтательные мелодии юного австрийского маэстро.