Я остановилась, вернулась, вытащила листок из урны и прочитала адрес – «Залив Овечьей Головы, 225».
В темноте возле дома 225 топталась массивная фигура, закутанная в длинную цветастую шаль.
– Я уже закрываться хотела, но почувствовала, что залетит сейчас кто-то, с орбиты сорвавшийся, – хрипло проговорила фигура. – Кажется, моя контора становится чем-то вроде пункта для падающих звезд… Пойдем, поговорим, хотя ясно, что говорить нам не о чем. Но я тебя хоть развлеку немного, глядишь, и настроение поднимется, а настроение в нашем деле – это все.
И госпожа Тереза потащила меня в ближайшую кофейню.
– Почему нам не о чем говорить?
– Ну, я тебя спрошу, хочешь ли ты отомстить всем сволочам. Ты сначала загоришься и спросишь, как это сделать. Я отвечу, что это можно сделать при помощи любого предмета, который обидчик держал в руках, любого, дай мне хоть пуговицу от его пальто оторвавшуюся, газету, конфетный фантик, и – за небольшую плату я такие помехи на него напущу, и такие заслонки на его каналы поставлю, что он сам к тебе приползет и взмолится. Посопротивляется немного, а потом согласится на все твои условия, потому что помехи и заслонки – для него самое страшное.
– Да нет у меня такого предмета. Пропуск, лично им подписанный когда-то, и тот у меня забрали…
– Есть. У всех есть такой предмет. Сейчас ты о нем вспомнишь, но, как только вспомнишь, так сразу решишь, что подобные действия недостойны волшебницы того класса, к которому стремишься.
– Точно! Есть такой предмет, есть! Открытка праздничная – он лично подписывает открытки всем подчиненным… Спасибо, но я приберегу эту возможность на крайний случай.
– Ну вот, ты в крупные фигуры метишь, а я – по мелким пакостям специалист.
Мы вошли в кафе, госпожа Тереза обвела взглядом посетителей и сказала едва слышным шепотом:
– Что за компания тут шумная! Девчонки слишком болтливые, трещат, как сороки… нечего им тут делать. И остальным тоже. Мужичок лысенький с блокнотом пусть остается и парень очкастый с ноутбуком. Остальные – марш отсюда.
В тот же момент шумные девочки, не допив кофе, поспешили к выходу, на ходу накидывая курточки.
На улице, прямо перед окном, у которого располагался наш столик, остановились, видно, только что встретившиеся старые знакомые – две пожилые пары. Мужчины пожимали друг другу руки, а женщины радостно обнимались.
– Так не пойдет, – прошептала госпожа Тереза. – Вы мне, милые, улицу загораживаете. А мне нравится смотреть на праздничные огни. А ну-ка разошлись быстренько.
Мужчины тут же потянули своих жен прочь, а те то и дело оборачивались и посылали друг другу воздушные поцелуи.
Я восхищенно посмотрела на госпожу Терезу, а та самодовольно улыбнулась, направилась к прилавку, принесла два чашки кофе и блюдце с ореховым печеньем, сняла свою шаль и уселась поудобнее. Была она румяна и черноброва.
– В общем так, я тебе предложу плюнуть на всех и пойти ко мне в партнерши, если с деньгами совсем туго будет, а ты брезгливо плечами передернешь, и зря. Я могу научить врать клиентам, в смысле, правду от них скрывать. А ты, подумав, тоже откажешься, но прибережешь эту возможность на случай, если волшебство тебя не прокормит.
– А врать зачем учиться?
– Как зачем? Ну… вот глянь на нее, – она указала на хорошенькую китайскую девочку с двумя тонкими черными косичками, мать которой отошла к прилавку.
Я глянула и обомлела: на моих глазах девочка плавно превратилась в китайскую старушку – сухонькую, сморщенную, но улыбчивую, с озорными искорками в черных щелочках глаз. Секунда – и старушка опять стала девочкой. Эта трансформация происходила несколько раз: девочка и старушка, казалось, переливались друг в друга. У меня закружилась голова и я прикрыла глаза ладонью.
– Э, да ты еще фокусироваться не умеешь, чтобы всю линию увидеть в одночасье, – сказала госпожа Тереза, – поэтому начало линии и конец сворачиваются в круг. Но даже и так можно сказать, что девочка проживет долгую счастливую жизнь, здоровой будет. И характер у нее хороший, видишь? Увидеть конец земного пути, как поэты говорят, для нашего брата легче всего. А по нему можно судить о многом. В этом случае – и врать не нужно. Да ладно, открывай глаза, ушли они.