Я молчала под впечатлением от увиденного.
– Да забудь ты о девочке этой. Ты о себе побеспокоиться должна. Ну, если надумаешь, я всему научу, когда ломка кончится.
– Ломка?
– А ты думаешь легко с орбиты соскакивать?
Нам больше не нужны были слова. Мы и так понимали друг друга. Я довольно долго пробыла в поле мощного переизлучателя и теперь без его искр могу заболеть. Потребуются усилия и время, чтобы ломку эту превозмочь. Но что случилось, то случилось и исправить ничего нельзя, а переживать по поводу того, чего не исправишь – не имеет смысла.
– Если ты не научилась прогибаться до сих пор, так уже вряд ли научишься, – заключила госпожа Тереза. – Конечно жаль, что все в мире решают связи. Но тебе пора налаживать связи другого порядка, объемные. Тартц – тип переизлучателя, который охотно помогает слабым. А если ты ему ровня, то его помощь вам обоим во вред пойдет. Так что лучшее, чего ты можешь пожелать – это чтобы он и его компания забыли о тебе как можно скорее.
Я ему ровня? Этого не может быть – госпожа Тереза просто хочет меня утешить.
Но в другом она оказалась права. Без мистера Тартца жизнь на первых порах показалась тусклой и лишенной смысла – я действительно страдала без его искр. Когда я работала в главном административном здании, он давал мне несколько заданий сразу, с разными сроками выполнения – от двух недель до нескольких месяцев. То есть, я думала о нем и его заданиях постоянно, даже во сне. Когда он уезжал, его приближенные помещали на дверь кабинета присланные им фотографии. А он сам посылал мне и другим работникам мейлы и даже настоящие открытки на домашний адрес. И звонил иногда: «Привет, я помню о вас в далекой Индии» или «Увидел статуэтку и подумал, не купить ли вам ее в подарок». Конечно, работникам было приятно личное внимание владельца фирмы. Я даже не осознавала, до какой степени он сам, его задания и желание заслужить его похвалу заполняли все мои мысли. И теперь я мучилась и ходила на сайт мистера Тартца, где он каждый час вывешивал новую картинку, афоризм, новость или мысль дня. Похоже, он ни минуты не мог выдержать, чтобы не напомнить о себе, не излучиться в мир любым способом. Ему зачем-то нужно было, чтобы о нем думали как можно больше, вспоминали – его или его искры – как можно чаще. При помощи объемного видения я пыталась узнать, какие проекты он сейчас затевает. Иногда мне удавалось обойти его заслоны, но не покидало ощущение, что я, как бедный родственник, стою перед запертой дверью, надеясь, что обо мне вспомнят и пригласят к чаю. Сначала я мечтала о том, что, когда стану знаменитой волшебницей, мистер Тартц придет и скажет: «Простите меня! Вернитесь! Без вас мне не справиться с очередным проектом!» А я отвечу тихо: «Спасибо, нет». Тогда он подошлет мистера Дармана, тот будет умолять меня – и тогда я, пожалуй, сменю гнев на милость, но поставлю свои условия. Потом я мечтала, чтобы мистеру Тартцу понадобилось нечто, что только я одна в целом мире могла бы для него сделать – волшебное или профессиональное – все равно. И чтобы он обратился ко мне, и я, светло улыбнувшись, выполнила бы все, что он просил. Я сделала бы это в память о прекрасных моментах совместного творчества. И тогда бы он понял, кого потерял… все же мало кто знал, как катастрофически он одинок. Попутно я мысленно упрекала его в том, что он ослеп от собственных лучей, потерял почву под ногами и, похоже, не осознает, что он не единственное солнце в этой Вселенной.
Все это мешало мне изучать мир, объем и практиковать волшебство. Это была ломка – ее надо было перетерпеть. Я пыталась сосредоточиться на положительных моментах. Да, мне трудно без привычной подпитки, зато не надо больше думать, понравится ли моя работа мистеру Тартцу, гадать, что вызовет его улыбку, что – гнев, а что – раздражение. В какой-то момент меня осенило, что его проекты не так уж и интересны, а мое участие в них было продиктовано снобизмом и честолюбием. Это было началом выздоровления. Интерес к его окружению тоже стал гаснуть. Оказалось, что его приближенные были привлекательны только в его лучах, возможно, как и я – в их глазах. С тех пор, как меня перевели в филиал, коллеги резко сократили общение – одни сразу, а другие несколько позже, выдержав из приличия паузу, но зато третьи, что интересно, наоборот, предложили дружбу, и я не была уверена, от чистого ли это сердца, или из необходимости держать меня под контролем. Раньше я сама, не задумываясь, ответила бы на дружбу любого из окружения мистера Тартца только потому, что он был «из окружения мистера Тартца». А сейчас я честно спрашивала себя: интересен ли мне этот человек?