Став графом, Вольта не переменился, но занялся несколько другими делами. Он радостно оформлял нужные документы, чувствуя себя в новом качестве. Кассир Креспи из геральдического совета взял 400 лир за удостоверяющий доподлинность титула пергамент, подарив ощущение реальности происходящего. Появились светские обязанности: старый знакомый граф Румфорд из Отейля под Парижем (как-то удался его брак с вдовой Лавуазье?) рекомендовал графа Кустине: тот ездил с сыном по Италии и пожелал познакомиться с графом Вольтой.
Вольта никогда не чурался радостей жизни, теперь появились не только возможности, но даже обязанности заняться лошадьми. Так принято в высшем свете! Заседал сенат, в шитом золотом мундире Вольта раскланивался с нужными и известными людьми. С новой силой хлынули почести: Академия в Брешии (науки, литературы и аграрного искусства) ввела Вольту в члены; вот Молин из Ровиго почтительно шлет пенсию, уже не переча; префект Соммарива из департамента Ларио приглашает в комиссию по выявлению претендентов на муниципальные премии, а из департамента Олона просят прибыть в Милан на заседание выборной коллегии.
Научный фундамент держал прочно. Ламбертеньи хвалил новый пятитомник по физике; будем рекомендовать лекционным пособием в дополнение к трактатам Гелера, Фишера и Грена. Миланец Озонан взялся перевести на французский Вольтовы физические статьи — давно пора! Академия Прогресса и Трасформации пригласила Вольту в свой состав «ради возрождения театра и ради обновления общества». Несколько радикально, но миланцы вечно бунтуют по любому поводу.
Как обычно, наука обогащалась серьезными находками, но сейчас не до них. Жаль Риттера, мюнхенец прожил только 33 года, впрочем, пик его научной активности уже миновал. Интересные книги по химическому атомизму и поляризации света издали Дальтон и Малюс, надо бы почитать.
Внешне Вольта благодушествовал, на самом деле возведение в графы стало концом. Любознательность, работоспособность, неугомонность в конечном итоге диктовались желанием выбиться из нужды. Именно это приземленное соображение руководило Вольтой, изобретавшим только полезные приборы, именно ради гарантированного содержания он тянул каторжную лямку преподавателя в соседнем городе.
Декрет из Москвы. 1812 год принес Европе новые тяготы. В Англии даже виселицы не могли помешать безработным уничтожать машины, отбиравшие работу у пролетариев.
Бунты разрушителей машин не помогли, на помощь пришли Армии Спасения. Сострадательные Оуэны укорачивали рабочие дни, строили школы, устраивали больничные кассы и потребительские кооперативы, но коммуны хирели и лопались из-за невежества и лени пассивных и воровства активных. Из Швейцарии доносился голос экономиста-романтика Сисмонди: на примере итальянских заводов он призывал тормозить механизацию, чтоб производить продукта на сумму дохода, в противном случае перепроизводство породит кризисы.
Нет, действиями своими возражал на то Бонапарт — до словесных споров он не унижался, это из-за Англии хромает экономика империи и ее вассалов. Блокада не удалась; пытаясь заткнуть прорехи, император уволил Талейрана, за мягкотелость наказал брата Луи, трианонским тарифом ужесточил товарообмен с Россией, на что Александр I ответил увеличением пошлины на товары французские. «А, вот кто мне враг» — нашел козла отпущения отчаявшийся Бонапарт, указывая на восток.
Осторожный Вольта знал, что ему обойдется дорого поражение покровителя, поэтому он загодя получил у канцлера сената Гуччьярди пропуск в форме рекомендательного письма (10 января), оформил паспорт нужному человеку Линусьо из Толмеццо (10 февраля), с новой силой занялся опытами, чтоб подновить образ ученого, от политики далекого. «Статья с анализом сульфурной воды готова, — сообщал он в Институт, — ведь еще в 1810 году Ремо и Монгейм открыли азото-фосфорный газ» (4 июня). Как раз в эти дни 400 тысяч солдат Бонапарта хлынули через российскую границу от Немана через Ковно. 280 тысяч русских отступали, заманивая захватчика на верную гибель в российских просторах.
В июле 1812 года Аральди с Вольтой уже составляли списки ученых экспертов по военной продукции заводов Италии: Бруньятелли и Брейслаг — по сульфату магнезии с фабрики Каттанео из Орио; Морози и Менготти — по ружейной стали Консоле из Олоны; Аморетти и Бруньятелли — по тканям для мундиров от Ковенези с Адриатики.
6 сентября войска Бонапарта заняли Смоленск, а веронец Замбони обратился к Вольте с изобретенным «сухим столбом». Избавиться от жидкостей в столбе было бы неплохо, компактный пакет из тысячи слоев металлической фольги с бумажными прокладками работал без влаги. «Это именно то, о чем я говорил! — радовался Вольта. — Именно металлы дают напряжение, а ток порождается окислением электродов. Спасибо за оттиск статьи, — благодарил Вольта, — жаль, что ваш столб мало пригоден для анализа погоды, чтоб указывать степень электризации земли и воздуха».
Замбони продолжал писать, сам Делюк одобрил его инструмент. Еще бы, попытки Делюка построить безжидкостный столб не удались, а. Замбони решил заменить бумагу влажной угольной пастой, лучше бы перекисью марганца, советовал Вольта (август — сентябрь), потом Боненберг начал чередовать листы с напыленными серебром и золотом. Сухие столбы убеждали Вольту в своей правоте, ибо напряжения все же порождались контактом металлов, а химические процессы всего лишь стремились выровнять потенциалы через внешнюю цепь. Фехнер, горячий сторонник мегаллических сил, радовался, электрохимики примолкли, через два десятилетия им на помощь придет Фарадей, но Шенбейн помирит спорщиков, указав на роль тех и других процессов в общей картине.
А в России 7 сентября грянула великая битва при Бородине. Через неделю Бонапарт вошел в Москву. Город встретил захватчика пожаром, но и в зареве полыхающей священной столицы России победитель еще пронзительнее ощущал себя всемогущим. Хочу видеть старинные иконы! Желаю ворошить груды золота! Пусть мне поет легендарная цыганка Стеша! 21 сентября в московской ставке он занялся итальянскими делами и тут же вспомнил про Вольту. Спокойный, знающий, уверенный физик-химик казался Бонапарту такой надежной опорой в этом зыбком мире! Надо его всемерно поощрить, и император с гонцом отправил и Италию декрет о назначении симпатичного профессора президентом коллегии выборщиков, его наверняка обрадует высокая милость могучего покровителя!
«Такая честь!» — всполошился министр внутренних дел. Местные власти пришли в восторг. А Вольта загрустил: он уже попадал впросак, как-то взявшись из чувства долга приветствовать новичка Бонапарта и едва не поплатившись жизнью за свое гражданское повиновение, и вот снова из безопасной тиши его выталкивала на сцену добрая рука владыки. Благодари ж, граф-сенатор-лауреат-кавалер! Свистели ядра, лилась кровь, Вольта не имел отношения к этим злодействам, что за медвежья услуга с этим копеечным президентством!
Впрочем, какая там услуга? Опять интуиция не подвела Вольту: дела Бонапарта были совсем не блестящи. Новый «Цезарь» высидел в Москве всего 34 дня, а потом, приказав герцогу Бассано вывозить срочно как можно больше русских драгоценностей, бросил город, ставший пепелищем. Император-мародер приказал Мортье взорвать кремлевские строения, но тот бежал, спасаясь от казаков. 27 сентября случилось неминуемое — гибельная переправа через Березину. Идущий кривыми дорогами непременно сломает ноги!
А в Комо кипели восторги, император помнил их захудалый городишко! Кроме Вольты, никто не чувствовал беды, а ему, «имениннику на чужом пиру», пришлось держать речь (15–16 ноября). Не подвела интуиция умного старика, он держался исторически достойно. «Коллегии выборщиков доводится до сведения, что декретом его величества от 21 сентября, данным в Москве, президентом коллегии назначен граф Вольта, граф Порро секретарем и провизором, Ровелли и Молина — счетная комиссия». Ни одного лишнего слова.
Потом выступил Порро. В краткой речи прозвучали слова «о дорогой родине», «интересах нашей коммуны», «августейшем монархе», «общих усилиях» — и т. п. Зато префект департамента заливался соловьем: «Из древней столицы России увенчанный лаврами победы его императорское величество направил нам декрет. В восхищенья мы приносим благодарность в эти дни триумфа нашего монарха, давшего процветание народу… И оды льются, о высокочтимый господин президент, освещая светом радости и тем украшая столетье, в начале которого избранники народа призваны взяться за исполнение своих великих функций, чтоб всей душой пропеть гимн и прославить им победу покорителя Москвы. Позвольте от вашего имени заверить правительство…».