Семья Каласа хотя и не так жестоко, но пострадала. Сыновей и мать выслали в Женеву. Даже дочерей, хотя их в тот роковой вечер, когда Марк Антуан повесился, и не было дома, заточили в монастырь.
Вольтер должен посмертно реабилитировать Жана Каласа и его жену, детей, Ла Becca, служанку. Должен убедить в их невиновности весь мир. Но прежде нужно убедить власть имущих. Чтобы организовать осаду министра, месье де Сен-Флорентена, он мобилизует Ришелье, герцогиню де Альвиль, герцога де Виллара, но и мелкого служащего Мейнарда. Доктор должен, отпуская государственному деятелю каждое утро дозу рвотного, отпускать и дозу дела Каласа.
К кому только Вольтер не обращается, кому не пишет? Надоедает канцлеру месье де Ламуаньой и президенту Счетной палаты месье де Николаи. Изо всех сил цепляется за маркизу де Помпадур, напоминая о былой дружбе, жеманничая, развлекая и, главное, стараясь растрогать фаворитку, убедить, что нужно спасти истину, если нельзя уже спасти жизнь Жана Каласа.
Казалось бы, он сумел поколебать даже Тулузский парламент. Судьи больше не были уверены в справедливости вынесенного ими приговора. Конец Каласа, поднявший уже второй раз шум во всей Европе, заставил дрожать не одного советника. Слишком неправдоподобным выглядело теперь, после проведенного Вольтером следствия, якобы совершенное преступление. Как мог шестидесятивосьмилетний старик один повесить двадцативосьмилетнего молодого человека? Имел ли он соучастников? Если имел, это в первую очередь должен был быть его второй сын, Пьер. Тогда почему же того оправдали? Уязвимым в отношении Пьера оказался не только приговор… А эта комедия с изгнанием Пьера из Тулузы! Заставили выйти через ворота Сен-Мишель, чтобы тут же разрешить вернуться через другие ворота… Затем заключили Пьера у монахов-якобинцев и обещали свободу, если он примет католичество. Что за бессмысленное сплетение репрессий?! Но и на этом непоследовательность наказующих не кончается. После того как Пьер стал католиком, его высылают в протестантскую Женеву.
«Как мог Ла Весе специально приехать из Бордо, чтобы удавить своего друга, не зная заранее о его мнимом отречении?» (Вольтер.)
Однако, как покажет будущее, Тулузский парламент далеко еще не сдался.
Возникает вопрос: почему философ, столь кропотливо и тщательно допрашивая сыновей Каласа, долго не обращался к их матери? Она была совершенно уничтожена, раздавлена тем, что пережила.
Ее ужасное состояние объясняет, почему первое препятствие, которое Вольтер должен был преодолеть, приступая уже к защите Каласов, — это получить разрешение вдовы казненного. Она сопротивлялась, не хотела. И тут он нашел выход, обратился к сердцу матери. Напомнил, что, кроме сыновей, — двое были с ней, третий давно откололся от семьи, вел себя враждебно, у Анны Розы еще две дочери, заточенные в далекий монастырь. Мадам Калас жила лишь химерической надеждой их увидеть. Вольтер сумел убедить ее, что эта надежда станет реальностью и страдания девушек кончатся, их вернут матери, только если будет пересмотрен приговор. Так он добился согласия несчастной женщины. Мало того, сумел ее уговорить поехать в Париж. Нужно било, чтобы там увидели это застывшее, как статуя, воплощение скорби и безвинных мучений. Когда парижане начнут плакать от сожаления, присоединив свои слезы к слезам безутешной вдовы и матери, Вольтер почувствует — дело двинулось. Оп делает для поездки мадам Калас все. Не только снабжает ее рекомендательными письмами к своим друзьям и влиятельным лицам, пишет им заранее, дает советы и не жалеет денег ни на дорогу Анны Розы, ни на ее содержание в Париже… Тратит очень много собственных средств на защиту и организует подписку — сбор денег. В опровержение лживой легенды о его скупости, помимо сведений о том, что Вольтер открыл Анне Розе Калас текущий счет в банке Мале, сохранилось и опубликовано Вестерманом множество его письменных распоряжений своим банкирам о выдаче вдове Калас с его текущих счетов сумм. Вот, для примера, одно из таких распоряжений, адресованное 5 сентября 1762 года из Делис банкиру Ампу Кампу: «Я направил мадам Калас письмо, чтобы она могла получить триста ливров с моего счета. Надеюсь, что вызывающая сожаление эта бедная семья добьется правосудия».
Вольтер придает огромное значение появлению вдовы казненного в Париже и Версале. Того, что он сам представляет истину, справедливость, великодушие, для судей мало. Нужно, чтобы вмешались общественное мнение, публика, толпа, народ! Если парламент Тулузы осудил невинных под крики городской толпы: «Смерть Каласу!», то теперь, чтобы спасти то и тех, что и кого еще можно спасти, нужно добиться таких же криков парижан: «Реабилитируйте Каласа!», «Правосудие для семьи Кала-сов!» И, несомненно, парижане станут так кричать, если воочию увидят вдову казненного.
Благодаря своим влиятельным связям и неусыпной заботе Вольтер обеспечил ей теплый прием. Д’Аржантали превзошли в хлопотах самих себя. А программу действий диктовал он издалека. Нужно понимать, что для Вольтера речь шла не только о пересмотре одного несправедливого приговора, хотя и это было очень важно, но и о защите человека вообще от посягательств на его жизнь, свободу, на его право, по меньшей мере, знать, за что на них посягают.
И было бы неверно думать, что Вольтер начал защиту лишь после приведенного выше признания, что он знает об этом деле все и уверен в невинности Каласов, как в своем собственном существовании. Это можно заметить уже по дате распоряжения Ампу Кампу. И 16 августа 1762 года Вольтер инструктирует вдову: «Я предполагаю, что мадам Калас передаст мадам маркизе де Помпадур письмо, которое профессор Троншен написал ей больше месяца назад в защиту месье Каласа. Надеюсь, что есть такое же письмо к месье Кесне. Те, которые направляют мадам Калас в Париж, продиктуют Вам короткое и трогательное письмо месье Кесне (энциклопедист. — А. А.), и это будет иметь большой эффект. Было бы также весьма полезно, если бы Вы написали несколько слов герцогу до Виллару, старшему сокольничему Франции, в Версаль». Вольтер тут же советует Анне Розе и заручиться поддержкой месье де Николаи, президента Счетной палаты, родственника и младшего друга канцлера.
Через девять дней Вольтер снова пишет мадам Калас о хлопотах у первой фаворитки короля и других влиятельных лиц: «Говоря, что мадам де Помпадур не заинтересовалась этим делом, заблуждаются. Она не могла, не должна была действовать открыто. Но, бесспорно, была настолько задета чудовищным беззаконием, чтобы пустить в ход все посильные средства, притом не компрометируя себя. Вот почему мадам Калас может рассчитывать на ее поддержку». Предупреждает вдову, чтобы она не удивлялась, что «министр Флорентен не прочтет того, что ему представят, сразу на аудиенциях не читают, и что месье де Николаи не вернет листов процесса после их просмотра»…
Итак, началось сражение Вольтера и его друзей, друзей Каласов с парламентом Тулузы. Возникла первая трудность — достать само дело из суда. Адвокату Мариетту, защитнику Каласа, это не удалось. Парламент не отвечал. Он в это время находился в оппозиции к королю и правительству. Народ заблуждался, полагая, что парламент защищает его интересы. На самом деле защищал лишь свои прерогативы.
О консерватизме французских парламентов, даже по сравнению с Людовиком XV и его министрами и особенно двором, уже говорилось. Это они сжигали книги Вольтера, Гельвеция, других просветителей. Это они вместе с католической церковью были главными его врагами, между тем как у просвещенных аристократов, министров и даже монархов Вольтер часто находил поддержку, встречал в них союзников.
То, что пересмотр дела Каласа зависел от Тулузского парламента, было крайне неблагоприятно. Боясь его, и отец Ла Becca волновался и не одобрял инициативы Вольтера. Боялся — если это ужасное дело поднимут снова, его спасшегося в первый раз сына повесят. И в метра Ла Becca нельзя было бросить камень: слишком многим он рисковал!
Но Вольтер в трудных случаях знал не одну песню. Если призывом к защите справедливости метра не проймешь, нужно заинтересовать его иным. И Вольтер добился, чтобы взволнованный отец приехал в Париж. А там он быстро понял, что победа над злыми тулузскими судьями возможна… Встретил важных персон Франции, Англии, Голландии, немецких принцев, в добавление к средствам, расходуемым Вольтером, и под его влиянием подписавшихся на очень крупные суммы в фонд защиты Каласа. Сам «патриарх» — приехать в Париж не мог, но сумел и издалека объяснить метру Ла Вессу, что ему предоставляется распоряжение этими суммами. Объяснил и то, что у сих важных персон, кроме дела Каласа, еще много дел, менее опасных, но более прибыльных и тоже требующих услуг адвоката. Словом, привлек метра и богатой клиентурой. Так Вольтер добился, чтобы Ла Весс-старший, чье участие в защите было крайне важно, «полюбил справедливость» и расстался со своими страхами.