— Тут вот все, что после барыни осталось, все ее бумаги да деньги. Слава тебе, Господи, все в сохранности! Ну, сударик, вот и есть во что одеть Ниночку, теплого только ничего нет, так ты уже дозволь ей в твоем плащике добежать.
— Само собой! — сказал Борис. — Только как же? Хотя и рано теперь очень, а все же можем с кем-нибудь из этих негодяев встретиться, увидят шкатулку… Отнимать станут.
— Так, так, батюшка, это точно, — озабоченно говорила няня, — куда же нам девать ее? Здесь оставить боязно!
— Конечно, здесь ее нельзя оставить. А вот что мы сделаем! — решил наконец Борис. — Отвори ты ее, няня, и выберем все, что в ней есть, себе по карманам. Видишь, какие у меня карманы большие, много в них поместить можно. Кое-что ты себе за пазуху сунешь, кое-что Нина под плащом пронести может.
Няня подумала немножко, подозрительно взглянула на Бориса.
— Богом клялась барыне не выпускать из рук шкатулку!.. — прошептала она.
Но делать было нечего, и она как будто сама устыдилась своей недоверчивости к Борису. Она отперла шкатулку маленьким ключиком. В шкатулке были бумаги, банковые билеты и некоторые драгоценные вещи.
В то время как она бережно выкладывала все это, Нина уже быстро надела юбку, платьице, повязала себе голову платочком, а сверху опять накинула плащ Бориса.
— Вот я и готова! — проговорила она, улыбаясь своей милой, грустной улыбкой и не то стыдливо, не то радостно поглядывая на Бориса. Она почти бессознательно радовалась тому, что теперь одета перед ним как следует. Через минуту все они трое, разместив за пазухой и по карманам бумаги и вещи, вышли во двор. Няня несла узелок с бельем.
— Брось, няня, брось, — сказала, заметив узелок, Нина, — накинутся, отнимут…
Но няня покачала головой.
— Нет, барышня, коли встретим какого недоброго с виду человека, тогда ему в рожу и брошу узелок — пусть он им подавится. А может, с Божьей помощью и пронесем благополучно. А то как же тебе быть без чулок и сорочек?!
Нина замолчала. Они быстро пошли по переулку. Все по-прежнему было тихо, и они благополучно совершили свое небольшое путешествие, встретив всего несколько человек русских, которые даже не обратили на них никакого внимания. Наконец в одной из улиц няня остановилась перед довольно большим домом. Они прошли в калитку, добрались до заднего входа в дом. В доме все еще, очевидно, спали. Няня подобралась к знакомому ей окошку, постучалась, прислушалась, приложившись ухом к стеклу. Потом еще раз постучалась. Ее окликнул кто-то изнутри.
— Матрена Степановна, я это, я… Отвори, сделай Божескую милость!
Скоро дверь отворилась. Пожилая, почтенного вида женщина, по всем признакам экономика из хорошего дома, вышла на крылечко.
Няня сказала ей, в чем дело. Матрена Степановна пригласила их войти. Они прошли сенцы, потом коридорчик и очутились в светлой и веселенькой комнатке, чисто, хотя и незатейливо прибранной.
— Хорошо сделала, матушка, что привела барышню, — говорила Матрена Степановна, — давно бы догадалась! Ведь времена нынче какие?! Ну как так можно тебе, такой старушонке, вдвоем с дитей…
— Матушка ты моя, — отвечала няня, — да ведь уж и не знаешь, как быть-то! Ведь почему я осталась — со дня на день ждала, что Алексей Иваныч приедет… Приедет он, а дом-то погорелый, нас нету… Ну где он барышню искать будет?! Вот и теперь, привела я ее. Приютите, добрые люди! А сама опять туда… Буду ждать Алексея Ивановича…
— Это мы уладим! — сказала Матрена Степановна. — Вот господа встанут, проведу я к ним барышню, что-то они скажут — может, все и уладится. А вы, сударь? — обратилась она к Борису, только теперь обратив на него внимание. — Позвольте вас спросить — кто вы такой будете?
Борис смутился. Но няня его выручила. Она сказала, что он спас барышню, что, мол, не будь этого молодого барина, так Ниночки и в живых не было бы теперь.
— Ах, страсти! — говорила Матрена Степановна. — Вот времена! Вот Божеское наказанье!.. Дети малые — и те чего-чего ни навидаются, как ни намучаются!
Она глубоко вздохнула и перекрестилась.
— Вы, сударь, обождите тоже, повидайтесь с господами… Они рады будут.
— Нет, я не могу больше! — сказал Борис. — Я должен домой идти.
Он выложил из своих карманов все, что было им взято из шкатулки, и передал няне. С каким бы наслаждением он остался еще с Ниной! Но грезы прошли. Он сознавал действительность.
— Прощай, Нина! — проговорил он. — А вы мне позволите наведаться? — спросил он, обращаясь к Матрене Степановне.