Борис хотел сказать: «он арестован», — но остановился.
«Ведь, может быть, и нет, и в таком случае она ничего не знает, конечно, и не должна знать».
Но Софья Ивановна сама договорила.
— Вы думаете — арестован?.. Нет еще, слава Богу, но это может случиться и надо вовремя спасти его. Вы видите — я все знаю…
— Что вы знаете?
— Все, почти все… Но он этого никак не воображает.
— Если не он — кто же вам рассказал?
— Никто, или, вернее, все понемногу. Но прежде всего послушайте: я полагаю, я почти уверена, — но все же я этого не знаю наверно — вы, Борис Сергеевич, заодно с ними? Я думаю, что нет!.. Вы все знаете, знаете больше моего, пожалуй, но вы не с ними — ведь правда? Я угадала?
— Да, вы угадали.
Она так и впилась в него глазами. Она увидела, что он говорил правду.
— Ну, слава Богу, — сказала она, — значит, вы меня поймете, значит, вы мне поможете… Когда вы его видели?
— Давно, недели две тому назад.
— Но в это время вы с кем-нибудь из них встречались?
— Нет, ни с кем. И скажу вам правду, я даже почти избегал встреч с ними… Это тяжело. Мы ни в чем не можем убедить друг друга. Я замечаю — на меня сердятся, даже негодуют; многие из них почему-то были уверены, что я непременно к ним присоединюсь, и, убедясь в своей относительно меня ошибке, они делают меня в ней ответственным…
Она его перебила.
— Так, значит, вы не знаете, что у них дело подвинулось, что все готово, ждут только первого удобного случая, хотят придраться только к чему-нибудь… Это может разразиться сегодня, завтра, на днях… Если бы вы знали, как я изумилась! Я не верю в их удачу…
— И я тоже! — проговорил Борис.
— Вот видите! Нужно вырвать его, пока есть время… Если он сам ищет себе погибели, нужно спасти его насильно…
— Да не доказывайте мне этого, — воскликнул Борис, — я с вами во всем согласен! Или вы думаете — я его не уговаривал? Он упрям, он убежден, и, наконец, теперь он смотрит на это как на дело своей чести, он не отступится, он не может этого.
Софья Ивановна побледнела.
— А между тем спасти его надо, надо — и мы спасем его!
— У вас есть план?
— Конечно, если бы не было плана, я бы не позвала вас.
— Что же вы придумали? — в волнении спрашивал Борис.
Она опустила глаза и грустно задумалась.
— План есть, — прошептала она, — только он может рухнуть, может быть, я слишком на себя надеюсь и в нем обманываюсь. Это было бы для меня ужасно. Мой план очень прост: представьте себе — я больна, я сильно больна, я давно уже перемогаюсь, скрываю от него свою болезнь…
— Что же с вами? — участливо спросил Борис. Она пожала плечами и улыбнулась.
— Да ничего, конечно! Я совсем здорова, я больна только для него. Мой доктор — преданный мне человек, и с этой стороны все приготовлено. Моя болезнь, которую я запустила, теперь так сильна, что мне ни дня, понимаете, ни дня дольше нельзя остаться в Петербурге, я должна ехать за границу…
— Я понимаю ваш план, — сказал Борис, — но…
— Что — но? Вы сомневаетесь, чтобы он удался, вы думаете, что он отпустит меня одну, чуть ли не умирающую, за границу?
— В другое время, конечно, не отпустил бы, но теперь, в таких обстоятельствах… вы страшно его измучаете, но он все же, пожалуй, сочтет своим долгом остаться… Что тогда? Ведь может быть еще только хуже!
Она нетерпеливо встала с кресла и прошлась по комнате.
— А, так вы его не знаете!.. Нет, он меня не оставит…
— Простите, — проговорил Борис, — но мне кажется… вы не рассердитесь, вы мне позволите говорить совсем откровенно с вами?..
— А вы можете говорить не откровенно? — с полунасмешливой улыбкой произнесла она. — В таком случае нам лучше совсем не говорить. Что же вам кажется, Борис Сергеевич?
— Мне кажется, что вы сделали ошибку — зачем вы до сих пор отказывали ему с ним обвенчаться? Вот именно теперь это могло бы помочь, хотя, конечно, помогло бы немного, но все же у него было бы какое-нибудь оправдание перед ними: жена серьезно больна, ее нужно везти за границу. А теперь, что он им скажет?
Она даже рассердилась.
— Ах, как вы не понимаете! — крикнула она. — Если я отказываюсь, так уж, конечно, не для себя, а для него. Если бы я была теперь его законной женой — он отпустил бы меня одну за границу, а теперь не отпустит, не отпустит именно потому, что я не законная жена его…
Борис задумался.
Может быть, она и права, пожалуй, оно и верно, что теперь у него еще больше обязанностей относительно нее. Но все же ее план казался ему трудно исполнимым. Она проговорила:
— Я вижу — вы сомневаетесь, но это все равно, мне вовсе не надо убеждать вас. Я позвала вас для того, чтобы вы мне обещали помочь уговорить его. Он сегодня у вас будет, конечно, вы ничего не скажете ему о нашем свидании. Он будет говорить вам про мою болезнь, про решение ехать за границу, про мое желание, чтобы он ехал со мною. Убеждайте его, сколько можете, что он должен ехать. Вот в чем моя просьба. Поможете… обещаете?