- Да ладно тебе! Опять воспитывать начал!
Вспомнив, что съел по Наташкиной милости обед и курит ее сигареты, восхищенно произнес:
- А выглядишь ты, конечно, великолепно! Что есть, то есть!
Наташка порозовела от удовольствия.
- Ты тоже неплохо, - сказала она, замявшись. - Хотя что-то слегка... полинял. Ну, ладно, побегу! Заходи!
Она сунула ему в карман пачку сигарет и побежала.
- Эй! - крикнул ей вдогонку Евгений Павлович. - Забери! Ты что?!
Но Наташка, обернувшись, только махнула на прощание рукой.
Евгений Павлович, не торопясь, тихонько мурлыкая себе что-то под нос, шел по Цветному бульвару. Справа среди домов затерялся тот самый, где он родился. А точнее, куда прибыл после рождения. Но никаких сентиментальных воспоминаний это в нем не вызвало. Витрины магазинов зияли темными провалами. Прохожих почти не было. Евгений Павлович, регистрировал происходящее вокруг, стремясь запомнить каждую мелочь, а также отдельные нюансы своего восприятия и возникающего при этом настроения. Дойдя до конца бульвара, он свернул направо и пошел вверх по Садовой. В кинотеатр "Форум", который почему-то был открыт, бочком, стараясь не привлекать к себе внимания, протискивались отдельные личности. Евгений Павлович зашел внутрь. Крутили американские фильмы. Билеты стоили фантастически дорого. Контролерша в короткой безрукавке, отороченной кроличьим мехом, внимательно проверяла билеты. Пропустив очередного зрителя, она пристально всмотрелась в Евгения Павловича. Приветливо заулыбалась. Это была соседка по балкону. Еще когда он жил на старой квартире вместе с родителями. Она, тогда еще сравнительно молодая женщина, работала на стадионе, и Евгений Павлович, будучи студентом, иногда пользовался этим знакомством.
- Сколько лет, сколько зим! – воскликнул он с деланным энтузиазмом. - Вы нисколько не изменились! По-прежнему, как огурчик и на боевом посту!
- Да, да… Я тебя сразу признала, сразу! Сколько воды утекло! Мой-то Павел Сергеевич уже пять лет, как помер!
- Да что вы! А такой крепкий был мужчина!
- А я в музее билеты проверяла, потом в театре работала, пока не закрыли, а теперь вот здесь! – и, переходя на шепот, добавила: - Платят неплохо, фирмачи доплачивают! Иногда даже сгущенку дают! Сгущенка - это вещь!
- Да, сгущенка - это вещь, - подтвердил Евгений Павлович и, потрогав ребристую рукоятку револьвера, добавил: - Но и бульдожка - тоже вещь!
- Бульдожка? - переспросила бывшая соседка и, помолчав, рассудительно произнесла: - Собаку сейчас не прокормить! Сами еле живы!
- Это, конечно, верно, - согласился Евгений Павлович.
Eмy захотелось немного погреться у чужой мудрости и услышать что-нибудь еще такое же основательное. Поэтому он спросил:
- Как вы думаете, возможна ли реставрация монархии? Причем самодержец, чтобы непременно был членом КПСС?
- Да так оно и было все время! Что-то я не поняла!
- Нет! По-настоящему, со званием. Самодержец всея Руси!
- Какая ерунда! - отреагировала старуха. - Это кто же, аппаратчики мечтают?
- Может и они! Но я слышал от ветеранов на дармовом обеде, - ответил он.
- Просто рехнулись с голодухи! - объяснила бывшая соседка. - Ты проходи, садись на свободное место! - предложила она.
- Да я вроде не собирался, - замялся в нерешительности Евгений Павлович.
- Проходи, проходи! А потом подойди, поговорим, вспомним. Только обязательно подойди, не забудь!
В зале был полумрак и немного народа. Евгений Павлович сначала хотел пройти и сесть в первом ряду. Там можно было бы сползти немного с сидения и смотреть, полулежа, свободно вытянув в пустующее впереди пространство ноги. А к тому, что чрезмерно близко экран, можно было бы быстро привыкнуть. Но глаза все же стоило поберечь, и он занял место в середине зала. Вскоре свет совсем погас. Начался фильм, боевик. Когда-то в незапамятные времена, лет эдак тридцать назад, Евгений Павлович, еще учась в школе, также смотрел в "Форуме" американский фильм. "Великолепная семерка". Первый боевик, проникший после начала оттепели. Очередь в кассу тогда была фантастической длины. Все были в радостно-приподнятом настроении в ожидании зрелища и обмануты не были. Сейчас тоже был неплохой боевик, но радостного возбуждения не было. "Может, стоит осмотреть из первого ряда?" - подумал он. Но пересаживаться было лень. Вдруг какой-то шорох, встревоженный шепоток пронесся по залу. Кто-то промчался шумно по проходу к дверям и сразу же назад.
- Кинотеатр окружен... - вздохнули негромко сзади.
Евгений Павлович, было, рванулся с места. Но неожиданно надвинулось ощущение неотвратимости конца. Усталость и полное равнодушие охватили его. Он вынул бульдог, тихо положил его на пол и оттолкнул ногой. Устроился поудобнее в кресле и откинул назад голову. Со щемящей жалостью к себе он вспомнил своих друзей, которые успели унести ноги. Картинки прошлого вяло скользили, не задевая и сменяя друг друга... Пруд, сильно заросший осокой. Две девушки раздеваются на берегу. Он еще мал, они не для него. Пиявка присосалась к плечу!.. Евгений Павлович приоткрыл глаза. Мелькали последние кадры. Главный герой уходил от погони. Ловко постреливая, он вскочил на подножку уходящего поезда. Евгений Павлович сполз с кресла в проход, стал судорожно шарить вокруг руками, ладони собирали грязь. Наконец рука нащупала револьвер. В зале вовсю расцветала паника. Кто-то всполошено громко закричал. Евгений Павлович полз по-пластунски по проходу. Вот-вот должны были дать свет. В его распоряжении еще оставалось несколько секунд.
[1] Лежащие под пулями вспоминают аферистов, всучивших им неисправную гранату, а также капитана и его родственников