— Хорошо, что он умирал не у тебя на руках, — говорит Кара.
Влад кивает. Он бы не вынес предсмертно-мутного взгляда, обращенного сквозь него. Когда он бросился к Яну и пытался нащупать пульс, инквизитор уже не дышал. Убило мгновенно, без мучений — тут даже слегка повезло.
У Влада есть настойчивое ощущение, что Смерть, из рук которой он Яна множество раз вырывал, наконец улучила момент, когда он отвернулся, и забрала свое. Он думает, он мог бы его спасти, и эта мысль буквально вскрывает его скальпелем.
— Пришла посмотреть, как я тут? — спрашивает он Кару. — Ну так давай, наблюдай. Не бойся, я ничего с собой не сделаю. Но в Ад я не вернусь. Можешь считать меня дезертиром и пристрелить, мне все равно.
Возможно, выстрелить правда было милосерднее, но она не смогла бы. А Влад закрывает глаза, показывая, что говорить с ней не хочет, и Каре приходится тихо отойти к двери и исчезнуть из квартиры, словно ее там и не было.
В прихожей она замечает сумку Яна, висящую на привычном месте, и пачку его сигарет на комоде. Словно инквизитор может вернуться.
***
Через неделю Влад появляется в офисе Инквизиции как ни в чем не бывало. Привычно хамит каждому встречному, лезет в чужую работу с ехидными замечаниями и выступает на совете с предложением по наладкам барьера вокруг города. План его, конечно же, поддерживают, и Влад с готовностью начинает его исполнять…
Кара почти впечатывает его в стену, поймав возле офиса, рычит ему в глаза:
— Что, явился, да? Делаешь вид, что все как обычно, работаешь, но быстро же ты…
Она не произносит «забыл», потому что Влад с силой отвешивает ей пощечину. Удар скорее неожиданный, чем болезненный, но Кара давится словами на мгновение, и этого хватает, чтобы уже Войцек навис над ней, зло щерясь:
— Еще раз мне такое скажешь — уебу, поняла?
Кара коротко замахивается, и вот они уже катятся по земле, пытаясь порвать друг другу глотки. На улице поздний вечер, а центр перекрыт, и прохожих совсем нет, поэтому никто не пытается остановить их. Тихий вечер наполняется яростными криками и звуками падения. Кара оказывается сверху, с силой, ссаживая костяшки, бьет Влада по лицу, но он быстро выворачивается, вскакивает, впечатывает Кару спиной в стену. От удара под ребра она сгибается пополам, глотая холодный воздух.
На скуле ее алеет ссадина, бровь рассечена, а дышится трудно, морщась от боли в груди. Влад прижимает руку к лицу, отплевывается кровью. Судя по ощущениям, ему почти сломали нос.
— Неплохо, — хрипит Кара, утираясь рукавом красной рубашки, на которой почти не видно крови. — Как, легче стало?
— Немного, — кивает он.
Влада еще потряхивает, но ему определенно стало проще дышать. Он закуривает, прислоняется к стене рядом с Карой, долго смотрит в чернильно-черное небо.
— Бог меня ненавидит, правда? — вдруг смеется он навзрыд. — Как только ты думаешь, что потерял уже все, как он отнимает что-то, что вдруг оказывается дороже жизни.
Кара молчит. У нее уже почти нет сил ненавидеть Бога, но ей знакома эта интонация. Она в который раз думает, насколько же она старше Влада. И как она не желает ему переживать все то, что выпало ей.
— Если бы Ян был в Тартаре, — спрашивает она тихо, — ты бы пошел туда за ним?
— Да. Но он не там, ведь так?
— Но ты…
Влад взмахивает рукой, прерывая ее. Молча задирает рукав, движением пальцев снимает заклинание иллюзии, и Кара видит свежие белые шрамы, вроде тех, какие она привыкла замечать у Ройса. Аккуратные, сделанные уверенной рукой поверх выступающих вен.
— Когда?
— Пару дней назад. Думал, свихнусь. Думал… смысла-то больше все равно нет. А потом представил, как Ян начал бы орать, и залечил обратно. Шрамы оставил, пусть будут.
— Я думала, ты хотел застрелиться или шагнуть с крыши? — мрачно усмехается Кара.
— Есть какая-то нездоровая красота в том, чтобы наблюдать, как капает кровь. Наверное, в самом деле я не хотел умирать. Но жить так же, как раньше, все равно не получается.
— Жалеешь, что вы все это пережили?
Влад косится на нее со зловещим выражением лица:
— Я могу ударить тебя снова. И поверь, сейчас меня никто не остановит.
— У меня было что-то похожее, — вспоминает Кара. — Я тогда пошла в церковь.
Эту историю знают все, но вряд ли Господь Бог взглянет на своего неудавшегося убийцу хоть краем глаза. Ему всегда было плевать на Влада Войцека.
— И ты просила на коленях? — скалится он.
— А ты, хочешь сказать, не стал бы?
Он долго думает, смеется, тушит сигарету, бросив ее в снег.
— Стал бы. Да только я знаю, что ничего добьюсь, да я и не могу, не умею. Господь не станет меня слушать. Люди начинают верить лишь в горе, я не хочу становиться одним из них. И Ян не хотел бы видеть меня таким, униженно просящим своего врага…
— А таким — хотел бы? — спрашивает Кара, кивая на него и имея в виду и шрамы, и больной вид, и то отчаяние, с которым он смотрел на нее.
— Не учи меня жить, слышишь? Я уже мертв.
Теперь-то уж точно мертв, хочется сказать ему. Окончательно. Соболезнования выражать в порядке живой очереди.
— Чем ярче свет, тем гуще тень, — говорит он с горечью. — Я не хотел доживать до этого момента. Это не должно было случиться так рано. Твою мать!..
Он с силой бьет по стене несколько раз, оставляя кровавые отметины на светлом камне.
— Когда придет час, — устало шепчет он, — я не буду цепляться за свое существование. Да что там, я жду того момента, когда можно будет умереть за что-то правильное. Если я переживу эту войну, застрели меня. Слышишь, Кара, застрели. Я сам не могу. До чего жалкий человек…
— Я не думала, что эта смерть разобьет тебя настолько.
— Нет, не разобьет. Тебе я верю, тебе я могу дать в руки нож и запрокинуть голову. И обманывать тоже не собираюсь — мне никогда прежде не было так плохо, разве что после смерти сестры, но я ее уже плохо помню. Сейчас я не могу выть, как выл тогда. Я по-прежнему буду изображать того человека, которого люди привыкли видеть. Хамоватого и беспринципного мудака с опасной магией и саркастическими замечаниями. Они ничего не заметят. Никто ничего не заметит. А потом я героически погибну, и никто не вспомнит о том, как я кричал над телом какого-то там инквизитора.
— Неплохой план, — только и говорит Кара.
— Знаю, — по-настоящему улыбается Влад. — Все так и получится. Обязательно.
========== perfect insanity ==========
Комментарий к perfect insanity
Абсолютное au по Debellare superbos.
Как всегда по какой-то случайной фразе)
Все люди, Влад слегка поехал по фазе
Да, Disturbed - Perfect Insanity
Почему бы и нет.
— У меня биполярная шизофрения, — говорит Влад серьезным тоном и потом надрывно смеется, показывая, что — да, инквизиторство, это шутка, улыбнись, а?
А потом начинается:
— Я не могу заснуть, Ян.
— А еще в темноте что-то есть.
— Оно хочется меня убить, знаешь?
— Ты ведь меня спасешь, да?
И — улыбка. Настоящая, неподдельная. Клыки показывает, скалится. Слишком доверчиво, как большой, но домашний волкодав. Только за ухом не чесать — сожрет все пальцы.
Яну бы сдать его быстро на руки Каре — Влад явно свихнулся, но он не звонит ни Лирийской, ни в больницу, он сидит рядом в темноте, курит «Парламент» и бормочет что-то успокаивающее. Что — не помнит уже сам. Но слепо смотрящий в темноту Влад надежно отпечатывается у него в памяти и где-то на сетчатке глаза.
Во сне Влад смеется. Дико, захлебывается, взвывает. Ян сначала дергается, потом привыкает, но все равно не хочет знать, что ему там снится, совсем не хочет.
У Влада Войцека не в порядке с головой, ледяные руки и трясущиеся пыльцы. Днем он пытается что-то делать, деловито носится по офису и ехидно встревает не в свое дело, а ночью по-звериному воет в голос, цепляясь за руку Яна.
— Так все-таки, биполярка или шизофрения? — вздыхает Кирай.
— Не знаю, — тихо отвечает Влад. — Просто… крыша едет. Иногда.