Молчаливую Вилену увела жена старосты, а сам Марк направился домой.
Эрик виновато отводил глаза, выставляя на стол нехитрые съестные припасы и кувшин крепкого пива.
– Я попробую его выследить, – произнес он, наконец.
– Чтобы еще и тебя по кускам собирали? – огрызнулся Марк. – Из дома даже носа не показывай!
Оборотень молча опустил голову, только глаза полыхнули желтым лесным огнем. После безвкусного ужина десятник тяжело рухнул на кровать, надеясь если не заснуть, то хоть немного забыться.
Сны были тревожными и вязкими, как злая болотная тина: то мелькали лица товарищей, то зарево пожаров, то исклеванные вороньем висельники на ярмарочной площади… Усилием воли согнав ночную жуть, Марк рывком сел на кровати, запоздало понял, что уснул прямо в одежде. Хорошо хоть сапоги снял, не то сталось бы и в них улечься. За окном было темно, далекий лес чернел между глубоким синим небом и снежной россыпью полей. Эрика в комнате не было… Неужели отправился в лес сам?! Ругаясь на глупого мальчишку, Марк выскочил из дома, и на крыльце почти столкнулся с оборотнем.
– Ты где был?
– Там, – махнул он рукой в сторону хлева. – Скотина твоя тоже есть хочет.
О ногу парня с громким мурлыканьем потерлась кошка, требовательно мяукнула. В первый миг десятник опешил, потом недоверчиво спросил:
– Слушай, ты же аристократ, вроде… Не зазорно за овцами ухаживать?
Эрик нахмурился.
– Нет. Пока это единственная возможность хоть как-то тебе отплатить… Да и потом, я мужчина, а не трепетная девица, даже повоевать немного успел!
– И как же тебя теперь называть?
– Барон Эрик фон Содерског, – приосанился парень. – И кланяться при этом не забывай.
– Чего?! – опешил Марк. – Сейчас я тебе поклонюсь!
Оборотень усмехнулся, легко ушел от пущенного почти в упор снежка.
– Ну вот, а так хотелось!
Стряхнув какое-то черное наваждение, Марк нагреб пригоршню колкого снега, потер лицо.
– Эрик, если ты… Гм… Сын кого-то из царедворцев, то почему тебя не хватились?
Лицо парня помрачнело.
– Граф устроил роскошную панихиду по убитым, а тела сжег. Меня тоже объявили погибшим.
– А разве отец не захотел… Помочь поквитаться с убийцей хотя бы?
– Не думаю, – отозвался Эрик. – Забот у него и без этого хватает. Был бы я единственным наследником… Но титул перейдет к кому-то из старших братьев, так что сам понимаешь…
Не понимал и понять не мог, хотел честно сказать мужчина, но при одном взгляде в погасшие глаза оборотня, всякое желание говорить на эту тему пропадало.
– Так, ну если вызвался мне помогать, то… Ступай дрова рубить! А я пока воды натаскаю.
Подхватив тяжелый колун, парень скрылся за сараем, а Марк с ведрами отправился к роднику, который замерзал только в самые лютые морозы. Умом он, конечно, понимал, что оборотень сильнее физически, но незнакомого человека местным пока лучше не видеть. Натаскав полную бадью в низкой бане, он краем глаза заметил аккуратную поленницу и довольного Эрика, сидящего на толстом дубовом пне.
– Чего расселся? Идем убираться!
На деле, мысли об уборке ему бы и в голову не пришли, но, во-первых, вчера перед Виленой было стыдно, а во-вторых, еще комендант в гарнизоне говорил, что если занять руки полезной работой, то никакая посторонняя дрянь в голову не полезет. Так, собственно, он боролся с солдатской энергией, переправляя ее на различные хозяйственные нужды. Вспоминать вредного одноглазого коменданта и выбивать половики, пока Эрик выметал из дома мусор, было вдвойне приятно. Пусть парень был аристократом, но от работы не отлынивал, хотя надрывно причитал и громко обзывал деспотом и злодеем, взвалившим на плечи несчастного оборотня непосильную ношу. Управились как раз к полудню, а там и баня истопилась. Отправив Эрика смывать волчий дух, Марк принялся разбирать осиротевшие сундуки. Большую часть вещей нужно отдать кому-нибудь, кто найдет им лучшее применение, а вот оставшееся платье матери, ее ленты и крупную брошь из позеленевшей от времени бронзы лучше…
– Ого, какая красивая! – восхитился неслышно подошедший оборотень. – У сестры была похожая.
– Это матери, – буркнул Ягре, пряча украшение обратно. – Все, что осталось.
Парень виновато отвел глаза, уселся на лавку. От воды волосы у него потемнели еще больше и начали завиваться, делая похожим на ресенара-странника. Эти тоже отращивали черные кудри до лопаток, а то и плели в них тонкие косички, украшая пестрыми лентами. Как-то десятник разговорился с одним из кочевников, проезжающих через границу, и выяснил, что косы плетутся по количеству сыновей, которые родились у мужчины, а цвет ленты указывает на занимаемое положение среди своего народа.