Поминки по венценосным особам мало чем отличаются от обычных поминок по простым людям. Разве что — народа побольше, да речи длиннее и витиеватее. А так… Народ, несмотря на рафинированность и аристократизм, потихонечку «надирался», с дальних сторон уже слышался смех, кое-кого пришлось брать под белы ручки, и уводить от греха подальше. Правда, как во времена моего предка Петра Великого, под стол никто не упал и матерные частушки не пел. Впрочем, историки литературы до сих пор спорят — существовали ли во времена Петра частушки? Вот мат, тот существовал.
Как говаривал один мой знакомый — все всегда заканчивается. Мне полагалось первым покинуть свое место, а уже потом должны выйти остальные гости. Правда, кого-то придется выносить, но это издержки, о которых не положено знать широкой публике. Фотографы допускаются на такие мероприятия лишь в начале церемонии, чтобы сделать протокольную съемку, а скрытых камер в этой реальности еще не появилось.
Ещё раз кивнув присутствующим, я подождал, пока прислуга не отодвинет стул, встал.
— Ваше величество, вы не уделите немного времени своей … верноподданной?
Я ещё не успел обернуться, и не знал кто ко мне обращается, но было в голосе нечто такое, отчего у меня мурашки пробежали по спине.
Я медленно обернулся, встретившись с холодным взглядом великой княгини Ольги.
Отметил, что она не обращается ко мне — сын мой, или как-то ещё по-родственному, но и такое обращение соответствует правилам. Все-таки, её сын теперь император, а она только подданная.
— Разумеется, ваше высочество, — поклонился я женщине, что считается моей матерью. Осталось решить, куда нам пойти подальше от любопытных глаз. Мой кабинет далеко, а что тут ещё есть, я даже не знаю. Хоть карту рисуй… Нужно будет вызвать коменданта, чтобы тот познакомил меня с планом дворца, а иначе я так и буду плутать, словно незадачливый грибник. Поймав взглядом кого-то из прислуги, приказал: — Проводите нас в уединенное место.
Кажется, Зимний дворец огромен, но везде толкутся какие-то люди, что-то делают или делают вид, что заняты. Пока мы шли, я снова пожалел, что здесь ещё не изобрели «Яндекс-навигатор». Наконец таки слуга завел нас в какой-то закуток. Оставив дверь слегка открытой, чтобы ни у кого не было соблазна подслушивать, я отошел вглубь комнаты.
— О чём вы хотели говорить? — максимально нейтральным голосом спросил я.
— Нет, — покачала головой великая княгиня. — У меня только один вопрос. Где мой сын? Что с ним?
Какой-нибудь педант бы сказал, что женщина задала не один вопрос, а целых два, но нормальный человек понимает, что это, в сущности, один и тот же вопрос.
По спине вновь пробежал холодок.
Я предполагал, что подобный разговор может случиться, но не так же в лоб. Я предпринял большое усилие над собой, чтобы, во-первых, выдержать нейтральное выражение лица и не выдать своего беспокойства, а во-вторых, не начать озираться по сторонам выискивая подслушивающих недоброжелателей.
Думаю, отыгрывать роль блудного сына изменившегося за время учёбы бессмысленно. А спрашивать — как же вы догадались, просто нелепо. Мать, она мать и есть. Поэтому, я в тон ей ответил:
— Ваш сын жив, но он в очень плохом состоянии. — Подумав, добавил. — Александр Борисович находится в коме.
— Я должна его увидеть, — произнесла она глядя на меня. Женщина была ниже меня, однако складывалось впечатление, что она смотрит снизу вверх.
И уж не знаю в чём дело, может дар еще один прорезался, но я почти физически чувствую, какая тяжесть у неё на душе. Она как и любая мать любит своего сына. Однако, как княгиня, она ни мимикой ни жестом не показала своих истинных чувств.
Железная женщина. Другая бы принялась истерить, кричать и требовать, но мать моего двойника вела себя настолько достойно, что у меня на миг перехватило дух. Понимаю, как ей сейчас нелегко. Да и раньше-то было трудно. Целых два года не получать никаких известий от сына, а потом ее вместе с мужем отправляют в Японию. Спрашивать, как давно она знает, думаю, совершенно неуместно.
Нет, на самом-то деле я мало что понимаю. При всем желании не смогу влезть в шкуру женщины, расставшейся с сыном на два года, мечтающей о встрече и, обнаружившей на его месте двойника.
— Мой сын здесь, в Петербурге? — настаивала великая княгиня. — Я чувствую, что он где-то рядом.
— Ольга Николаевна, а вы не можете подождать до завтра? — поинтересовался я, прикидывая, что надо бы сообщить Кутепову, согласовать с ним визит великой княгини, договориться о проходе в Кресты.