Смутившись, Браяр вернулся к своим растениям. Сэндри бросилась прочь из комнаты, протолкнувшись мимо Даджи.
Помолчав какое-то время, Даджа спросила:
— Значит ли это, что ты не едешь?
Браяр, всё ещё чувствовавший, что залит румянцем от кончика носа до кончиков ушей, покачал головой.
Не услышав ничего, и поняв, что Даджа всё ещё была в его мастерской, он пробормотал:
— Девчонки. Всё время бесятся из-за неровности в матрасе.
— Но ты же почувствовал себя лучше, накричав на неё, — очень сухим голосом подала мысль Даджа.
Браяр пожал плечами. Он продолжил стоять к Дадже спиной, чтобы она не видела, как его лицо медленно расползлось в улыбке. Действительно было здорово увидеть, что в Сэндри ещё осталась острота.
Через некоторые время он услышал, как Даджа покинула его мастерскую.
— Скажи ей, что я не буду носить вычурную вышивку или остроносые туфли! — крикнул он через плечо.
— Скажи ему, что я ему на все куртки приделываю зашитые спереди капюшоны! — крикнула Сэндри откуда-то из дома.
— Сами друг другу скажите! — послышался где-то между ними голос Даджи.
Браяр широко улыбнулся. На миг всё было как в старые добрые деньки, в коттедже Дисциплины. В жилище Даджи было как дома.
Браяр был весьма доволен, когда узнал, что, в отличие от большинства не-Торговцев, ехавших под защитой караванов Торговцев, их четверых не держали в отдельном лагере — под охраной Торговцев, но отрезанными от костров и разговоров Торговцев. Он старался не ухмыляться не-Торговцам, когда проходил мимо их одиноких костров. Их четверых заставили бы присоединиться к ним, если бы не Даджа. Хотя она когда-то была изгоем для Торговцев, то самое применение могущественной магии, которое оставило ей живой металл на одной из ладоней, также восстановило её доброе имя среди всех Торговцев, и сделало её саму и её друзей известными и уважаемыми среди её народа. Теперь Даджа носила посох из чёрного дерева, латунное навершие которого было покрыто инкрустированными и выгравированными символами, рассказывавшими историю её жизни, как и любой посох Торговца. Теперь она могла вести дела с Торговцами, есть с ними, говорить с ними, и путешествовать с ними, а вместе с ней это могли делать её брат и сёстры.
— Эти костры выглядят такими одинокими, — по секрету поделился с Трис Браяр в их первую ночь пути.
Её это не обмануло:
— Кончай злорадствовать, — ответила она.
Люди в Третьем Караване Сэралан вскоре узнали, что в Браяре и девушках было много интересного. Дети, да и многие взрослые, были очарованы Чайм. Всё своё свободное время они проводили, кормя стеклянную драконицу и собирая производимые после этого Чайм куски стекла в форме языков пламени или луж. Мимэндэры — маги — в жёлтых одеждах и вуалях тянулись к глубине и силе магии, наполнявшей 152-летнюю миниатюрную сосну-шаккан, бывшую спутником Браяра. Они консультировались с Браяром о магии, которую можно творить с шакканами, в то время как переговорщики Торговцев начали медленный процесс заключения долговременного контракта о покупке деревьев, которые Браяр был готов продать. Торговцы даже договорились с Сэндри: её вышивку на их одежде в обмен на возможность изучить ткачество и вышивку, которые производились лишь в редких городах Торговцев. Этим занимались очень старые и очень юные Торговцы, бывшие исключением из обычая, который запрещал их народу создавать вещи. Сэндри с готовностью ухватилась за эту возможность: не-Торговцы редко видели их работу даже мельком, не говоря уже о пристальном осмотре.
Браяр, Сэндри, и Даджа вскоре нашли нечто, насчёт чего они сошлись во мнениях в течение первой недели пути: Трис стала очень странной. Она будто дёргалась каждый раз, когда через стоянки и караваны дул свежий бриз. Браяр думал, что она сведёт его с ума, по нескольку раз за ночь перенося свой спальный мешок. Он не засыпал глубоко, пытаясь избежать снов об огне и крови. Передвигая постель, Трис будила его. Хотя из-за Трис остальные не рычали «докучливая, невыносимая копошара», как это делал Браяр, всё получалось почти как если бы пытаясь быть тихой и никого не беспокоить, Трис беспокоила всех.
— Я уехал из Спирального Круга, чтобы иметь возможность поспать! — воскликнул он на четвёртую ночь пути. — А не для того, чтобы вскакивать каждую минуту, думая, что на нас напали, когда это всего лишь ты тоскуешь по своей пуховой перине!
— Поэтому-то мы и едем с караваном — чтобы его охрана охраняла нас от нападений, — ответила она с тяжёлым, усталым сарказмом. — И вообще, с каких это пор ты так чутко спишь? Было время, когда нам приходилось обливать тебя водой из вёдер, чтобы ты прорезал глаза.