Его лицо помрачнело:
— Они морили голодом всех нас. Некоторых — до смерти. Говорю тебе, этого хватило, чтобы кого угодно отучить от любви к императорам. Как только они начинают думать, что они больше королей, они не просто рушат жизни нескольких дюжин людей тут и там. Они жестом руки рушат тысячи жизней.
Даджа разглядывала миниатюрный портрет Ризу, который носила с собой в кошельке на поясе. Она поспешно убрала его.
— Не важно, почему Ишабал не рада, — внезапно сказала она. — Не важно, хочет она с нами сражаться, или нет. Я слышала немало рассказов о ней в Кугиско, и от Ризу и её друзей. Ишабал прозвали «имперская воля». Чего императрица желает, Ишабал достигает.
— Не в этот раз, — сказал Браяр.
— Людям не следует всегда получать всё, что они желают, — решительно ответила Сэндри. — Это очень плохо влияет на характер.
Когда они приблизились к переходу через границу, им стал виден деревянный помост, выстроенный с западной стороны арки. Там были маги, как и сказал Жэгорз. Их собственные подозрения оказались верными: беловолосым магом была Ишабал Лэдихаммэр. Когда они приблизились на сотню ярдов, Ишабал рассыпала что-то по помосту. На земле капитан охранявших переход солдат выступил на дорогу. Двадцать его людей выбежали вперёд, построившись в линию у него за спиной, наведя на троицу свои арбалеты.
— Стоять! — воскликнул капитан. — Вы остановитесь, и будете подвергнуты имперской проверке!
Браяр бросил в него шарик из ткани. Стоявший рядом с Ишабал маг сжёг шарик ещё в воздухе. Он не видел другой шарик, который Даджа пустила катиться по земле, пока тот не остановился у капитана под ногами. Бросив шарик, она вытянула жар из летнего воздуха, сконцентрировав его на арбалетах. Их металлические детали задымились и нагрелись. Стрелки были дисциплинированными; они постарались удержать оружие в руках. Даджа рассердилась, и вытянула жар из окружавших их камней, влив его в арбалеты и в броню стрелков. Они закричали от боли, и побросали оружие.
Из шарика у капитана под ногами проросли лозы, и обвили его ноги подобно змеям, приковав его к земле. Он вытащил меч, и попытался их обрубить, но оружие внезапно нагрелось у него в руке. Он бросил меч. Даджа призвала больше жара к стоявшим напротив неё людям, поглаживая пальцами живой металл у себя на кисти, пытаясь удержаться на линии между «слишком горячо, чтобы пользоваться» и «настолько горячо, что наносит перманентный урон». Пограничники вскрикнули, и сбросили с себя пояса, шлемы, мечи, и кинжалы — всё, что у них было металлического — по мере того, как Даджа напитывала металл теплом.
— Если хочешь драться, дерись с нами, — крикнул Браяр Ише. — Оставь солдат в покое. Они только поранятся.
Он ощутил у себя в костях что-то вроде дрожи. Она была вызвана вспухшей на другой стороне каменных врат силой. Вместе с силой поднялись вверх растения, камни, даже деревья — всё, что находилось на черте, вдоль которой столетия тому назад были установлены опоры для заклинания.
Сэндри подъехала к вратам, и попыталась пройти через них. Там она встретилась с силой, подобной твёрдой, невидимой стене. Её лошадь отпрянула, уткнувшись в неё, испуганная невидимой преградой. Сэндри укротила свою лошадь, затем спешилась. Она подошла к барьеру, и выяснила, что тот был твёрже камня, хоть и совершенно невидим. Казалось, что сам воздух просто затвердел.
Она обернулась, посмотрев на стоявших на помосте людей:
— Как моя кузина собирается меня удержать, Вимэйси Лэдихаммэр? — потребовала она. — В такой вот клетке? — Она ударила по барьеру кулаком. — Выданной замуж и запертой в каком-нибудь загородном поместье, с моей поставленной кровью и магией подписью под обещанием быть послушной овечкой? Вы вообще можете себе позволить удерживать меня долго? У любой магии есть пределы. Вы никак не сможете заставить меня никогда больше не использовать мою силу. Вы знаете, что сила должна быть использована, иначе она искажается. И когда мне выпадет возможность использовать мою силу… Вы все носите одежду. У вас у всех есть что-то, удерживаемое швами.
Она попыталась зацепить щепоть стены, закрутить её. Если бы она смогла превратить часть стены в нить, то смогла бы её расплести.
Но она не могла оставить на стене даже царапины.
— Ты вполне можешь провести всю жизнь в клетке, если не подпишешь клятву покорности имперскому трону, — спокойно произнесла Ишабал. — Вы не можете быть настолько глупыми, чтобы думать, что сильные мира сего позволят вам всю жизнь следовать вашим собственным эгоистичным желаниям. Очнитесь, дети. Пришло время научиться жить в реальном мире. Что империя хочет, то империя себе и оставляет.