Спешу к больным, идя ощупью в темноте, опасаясь заблудиться в лесу. Слышу, кто-то громко бредит вдали:
— Мамо, зачинить двери! Мы пидемо недалеко! Не тронь меня…
Иду на голос. Вот и палатка разведчиков. Свет карманного фонарика вспыхивает и освещает термометр, потное, красное лицо больного с воспаленными открытыми глазами. Кривцов и Аня сидят на корточках около больного. Дружинин склонился над ними.
— Сорок и три десятых! Бредит… — взволнованно говорит Кривцов.
— Идите отдохните, Михаил Васильевич!..
Он смотрит на меня с удивлением, будто не понимает меня.
— Нет, нет! — решительно возражает он. — Вот Аня пусть поспит.
— Я не устала! — говорит Аня, хотя я вижу, что она едва держится на ногах.
Снова осматриваю больных. На рассвете Дружинин и я возвращаемся в лагерь. Сухие ветки трещат под нашими ногами. На востоке разгорается заря. Дружинин говорит негромко:
— Вполне возможно, что здесь рука врага. Они все чаще теперь засылают к нам шпионов, диверсантов. На днях мы разоблачили крупного шпиона. Кончил в Киеве специальные курсы гестапо, был подброшен к нам с заданием собрать сведения об отрядах, убить Федорова. Полковник гестапо, командующий карательными отрядами в Ковеле, недавно сказал своим приближенным: «У федоровцев тактика известная нам — едва мы приходим, они уходят. Нет смысла гоняться за ними большими силами. Нужно искать иные формы борьбы».
Теперь они не решаются, как это было год назад, в елинских лесах, снять с фронта и бросить на нас несколько тысяч солдат с артиллерией и авиацией. Понимают, что застать врасплох и уничтожить нас они не смогут. Ищут более дешевые способы борьбы. Для них огромный выигрыш — вывести из строя полностью взвод разведчиков. Если был подсыпан в пищу яд, то кто и когда мог сделать это? Мы ведем наблюдения разными путями. Почему Свентицкий не пришел с вами? Вы его звали с собой?
— Нет, не звал. Он сам почему-то не хочет показываться у разведчиков. Просил передать ему на ближайшие дни других больных, амбулаторный прием.
— Ну, что же. Сделайте так, как он просит. Держите себя с ним ровно. Посмотрим, что будет дальше.
Назавтра переводим всех разведчиков в госпитальную палатку. Георгий Иванович привозит из деревни домотканые крестьянские половики. Стираем их и застилаем кровати больных.
Отеки и припухлости на лицах и ногах разведчиков становятся заметнее. Усиливаются боли в мышцах. Многие совсем уже не могут ходить, стонут, бредят, с высокой температурой. Я и Кривцов начинаем тревожиться за жизнь командиров отделений Барановского и Данильченко. Даем больным экстракт хвои, спирт, сахарную боду, аспирин. Кладем бутылки с горячей водой к ногам.
Нет, это не отравление! Или отравление таким ядом, какой не известен науке. Опухоли на лицах, острые боли в суставах. Нет, это не отравление! Еще в Сибири, предвидя, что придется часто сталкиваться с желудочными заболеваниями среди партизан, я захватил с собой книгу о пищевых отравлениях. Ни эта книга, ни вся литература, какую я в силах вспомнить, ни весь прежний опыт мой не дают мне указаний, что за болезнь передо мной.
Не нахожу себе места. Сам чувствую себя тяжело больным. В те немногие часы, когда удается заснуть, вижу и во сне опухшие лица разведчиков.
Ночь. Захожу в госпиталь. Горит толстая сальная свеча. Дежурная сестра дремлет с открытыми глазами.
Один из больных кричит в бреду:
— Немцы!.. Хлопцы, стреляйте, это немцы!..
Многие не спят, лежат с полуоткрытыми, воспаленными глазами. Только молодой разведчик Петро смотрит на меня осмысленным взглядом. Температура у него ниже, чем у других больных.
Я сажусь на бревно около его постели.
— Петро, вспомните, что вы ели за неделю перед тем, как заболеть?
— Ничего такого не ели. Я же вам говорил — борщ, галушки. Что варили на кухне, то и ели.
— А может, раньше, за неделю до болезни, съели что-нибудь не с кухни? Свинины не ели? Вспомните хорошенько.
— За неделю? Да, правда! Съели поросенка.
— Какого? Откуда взяли?
— Нашли в лесу, неподалеку от сожженной деревни. Он уже отощал, одичал. Мы его зарезали, мясо поджарили на палочках над костром. Маленький был, худой.
— Всем взводом ели?
— Всем взводом. Тощий был. Мне ребра достались. Одни кости.
Да, это трихиноз! Редкая, забытая в Советском Союзе болезнь. Трихина передается человеку через мясо свиньи, вызывает воспаление мышц. У нас, в Советском Союзе, люди давно уже не болеют трихинозом. Но на Западе, в капиталистических странах, в нищих, заброшенных деревнях. конечно, не было такого тщательного ветеринарного надзора, как у нас. Потому и сохранились очаги заболеваний.