Каваль. Манька паклікала…
Рапапорт (перадражнівае). «Манька паклікала…» Ты кто?!
Каваль. Каваль…
Рапапорт. У нас ты кто?!
Каваль. Не ведаю…
Рапапорт. Тебе что, до сих пор обязанностей не определили?.. Форму напялил и болтаешься как…
Каваль. Сказалі Купалу чытаць. А што мне чытаць, калі я яго ўсяго і так даўно на памяць ведаю.
Рапапорт. Вот такого феномена, как ты, мне как раз и недоставало.
Каваль. Панял.
Рапапорт. Не панял, а понял! Ты меня понял, Коваль?! А почему ты, собственно, Коваль?
Каваль. У нас у раду ўсе Кавалі.
Рапапорт (дражніць). «У нас у раду ўсе…» Отныне ты у меня Ковалевым будешь. А в напарники к тебе Кузнецова дам. Для симметрии. Два сапога — пара. (Рагоча.) Кузнецов тебя научит, как родину любить. Согласен с Кузнецовым на пару Купалу разрабатывать?
Каваль. Мне ўсё роўна…
Рапапорт (дражніць). Не «мне ўсё роўна», а мне всё равно! Или вы уже здесь так белорусизировались, что по-человечески ударение поставить не можете. Вам, дикарям, только и не хватало возрождения да белорусизации. (Дражніць.) «Ці ў бульбу алей лілі ці не лілі». (Рагоча.)
Каваль. Адпусціце мяне…
Рапапорт (здзіўлена). Куда отпустить?..
Каваль. З органаў…
Рапапорт (узрываецца). Сам ты орган, понял?! Паршивый, недоразвитый орган! И запомни: от нас сами не уходят. От нас вывозят или выносят… ногами (дражніць) упярод.
Адкрываюцца дзверы, уваходзіць Кузняцоў.
Кузняцоў. Товарищ начальник отдела ГПУ, мы с Иваном Доминиковичем… (Адступае ўбок.)
Уваходзіць Янка Купала.
Рапапорт (накіроўваецца да дзвярэй, раскідвае рукі як для абдымкаў). Ради бога! Ради бога, дорогой Иван Доминикович! Рад, очень рад! (Здароўкаецца, доўга трасе руку.) Как здоровье? Как семья?.. Как настроение?.. А впрочем, во всех у нас теперь одно настроение. Присаживайтесь, Иван Доминикович! (Запрашае за стол пасяджэнняў, сам садзіцца насупраць.) Садись, Ковалев. А ты, Кузнецов, шепни Маше, чтобы она нас кофейком побаловала.
Каваль садзіцца побач з Купалам. Кузняцоў выходзіць, а вярнуўшыся, садзіцца побач з Рапапортам. Звоніць тэлефон. Рапапорт ідзе да рабочага стала, здымае трубку.
А-а-а… Здравия желаем!.. Сейчас?.. К вам?.. Нет, товарищ Гей, сейчас не могу… Гость у меня, и очень дорогой… Нет… Иван Доминикович… Спасибо, передам… Всего доброго. (Кладзе трубку.) Привет вам, Иван Доминикович, от Константина Веньяминовича!
Купала дзякуе кіўком галавы. Стэнаграфістка прыносіць каву, разлівае па кубачках, знікае за дзвярыма пакоя адпачынку.
На кофе только и «трымаемся». Иной раз уже ноги не держат… Суровые времена, Иван Доминикович. Борьба! Жестокая, беспощадная борьба по всему фронту.
То «промпартия», то «шахтинское дело», то «Союз освобождения Украины», а теперь вот и у нас свой такой же «союз» обнаружился. Как сказал поэт: покой нам только снится. А на сон (глядзіць на гадзіннік, які паказвае амаль дзве гадзіны), как сами видите, уже и времени не остается. Вы уж, ради всех святых, извините нас, Иван Доминикович, что мы вас ночью… Учреждение наше среди обывателя, прямо скажем, не самое авторитетное. А пригласи мы вас днем — кто-то заметит, как входили, кто-то — как выходили. Разговоры, пересуды, испорченный телефон, чего это Купала в ОГПУ каждый день бегает. А нам бы очень хотелось уберечь вас от всевозможных слухов, неприятностей и неожиданностей. Как говорится, береженого Бог бережет, а Янка Купала у нас один. Один на всех. И нам бы очень не хотелось, чтобы какая-то, даже самая прозрачная тень, коснулась вашего, будем говорить, и честного, и славного, и святого в народе имени. И мы были бы весьма признательны вам, Иван Доминикович, за помощь нам помочь вам. Простите за каламбур. Понимаете, дорогой вы наш Иван Доминикович, в той непростой и неоднозначной ситуации, когда, к нашему большому сожалению, многие ваши знакомые, товарищи, коллеги и даже близкие друзья и единомышленники, что трудно отрицать, арестованы как враги народа, вам бы, Иван Доминикович, следовало как-то отмежеваться, что ли… А еще лучше осудить бы других и покаяться самому. Ну, скажем так, для общей профилактики и удовлетворения напряженного общественного мнения… Скажу откровенно, вам придется не раз встречаться с моими людьми. И это, естественно, избавит вас от дачи показаний против своих бывших друзей и единомышленников в судебном заседании. Поверьте мне, профессионалу, я знаю, как это неприятно. А мои люди, они сию минуту и перед вами и рядом с вами (паказвае на Кузняцова і Каваля), помогут вам избрать ту линию поведения в предварительном следствии по делу врагов народа, которая бы как-то вывела вас из-под удара, сохранила ваш высокий авторитет перед массами, которые и любят, и чтут, и ценят вас как, может быть, единственную звезду первой величины на нашем белорусском небосклоне. И я, дорогой Иван Доминикович, хотел бы в этот трудный для нашего социалистического Отечества час пригласить вас ко взаимопониманию, ко взаимопомощи и к гражданской ответственности, искренности и, конечно же, к откровенности о том, что вы знаете о ваших, будем говорить, бывших друзьях-товарищах…