- Осталась еще история про скомороха. - Ответила дева, никак не отреагировав на тираду волка. Да и сам волк, будучи учтивым, временами, постарался этого не заметить. - Без лишних слов я поведаю тебе о том, что скоморох, как могло показаться изначально, не имел с теми разбойниками ничего общего. Вернее, лишь одно, очень крепко их связавшее.
Когда-то этот на вид безумный шут был высоким и уважаемым чиновником одной из процветающих на добыче цветных руд губерний. Имел много, гораздо больше необходимого, тем и поплатился. Однажды, принимая у себя дома неких людей, наемников, по поручительству еще более важного чинуши с самой столицы, он им ненароком нахамил. А наутро обнаружил собственную дочь с детьми мертвыми в окровавленных постелях. Их разделали на части. Когда обезумевший семьянин, чуть не убившийся с горя прямо там, стоя на коленях у кроватей, устроил облаву, пообещав за головы людей, коих недавно привечал у себя, целое состояние, к нему наведался местный глава правопорядка. Тот, который сидел на кормлении у этого чиновника. И тихо так, осторожно, попросил того отозвать свое явно поспешное решение об облаве. Когда же буйствующий и размахивающий кулаками чинуша не согласился, послав своего подчиненного ко всем чертям, в дом ворвался целый отряд вооруженной стражи, арестовав урядника под предлогом государственной измены.
Что происходило дальше, я не знаю. Знаю только лишь то, что не тогда и не в тюрьме, а после, долго после он окончательно спятил. Спятил настолько, что видел свою жизнь только в мести - любыми возможностями и способами. Все остальное, как и средства достижения этой мести, его не интересовало.
Эти разбойники... Отряд отъявленных бандитов и негодяев, защищаемых чьей-то могучей рукой из столицы, кем-то, входящим в сам теремный собор при дворе. Негодяи, выполняющие самые темные и мерзкие дела прикрывающей их длани и выделяющие себя из общей массы бандитского сброда пестрыми шапочками, украшенными обмакнутыми в разные краски гусиными перьями. А за все свои мерзкие дела, как можно уже было догадаться, получавшие полную свободу действий и неприкосновенность. Они зовут себя крысами. Или мышами, или еще какими грызунами. Олицетворяют с вредителями, разносчиками всякой дряни и болезней.
Шут знал о том, что они появятся на ярмарке, знал, что именно в тот день. Одному ему известным способом он их приманил туда. Что случилось, почему они так рьяно ворвались на площадь и почему принялись в таком количестве убивать людей, я не знаю. И уже вряд ли узнаю. Но знал скоморох, сам же все и обыграв.
Знаешь, волкан, а ведь он тогда спас меня. Он увидел меня, мое лицо, и все равно спас, сбросив в овраг и смешав с грязью. Ведь бандиты видели меня на том помосте, не видел разве только слепец. И не нашли. Либо вовсе не искали.
- А, а скоморох? - Сглотнул тягучую слюну волк.
- Он бросился на разбойников. На грызунов. Он сумел лишить жизни двоих, и еще одного очень сильно покалечить, прежде чем его охомутали веревками и оглушили. Нужно признать, что в этот момент бессмысленные смертоубийства крестьян прекратились - бандиты наконец добились своего, пустившись прочь.
В этот раз молчание длилось непомерно долго. Волк, с отсутствующим взглядом уставился на собственные лапы, словно удивляясь тому, что он волк. Возможно, он уже жалел о своем бескрайнем любопытстве. Пожалуй, это было впервые, когда ему, знатному спорщику и обыкновенно имеющему свою точку зрения, почти всегда противоположную собеседнику, нечего было сказать.
- Я забрала все золото и убралась оттуда подальше. Как можно дальше, чтобы постараться не вспоминать все те события. Конечно, я могла отказаться от денег, могла закопать их прямо в той грязи. Признаться честно, именно так я и собиралась поступить изначально, но корыстность не позволила мне этого сделать. Во всяком случае, не полностью. Я обошлась одной лишь горстью, чтобы потом, по безденежью, возвратиться за остатками средств с неким волком на шее.
Ты хочешь знать про третий путь? Так слушай. Разбойники не убили скомороха сразу, они его пытали. Несколько дней. Ровно столько, сколько бы мне хватило, чтобы узнать об этом и найти их логово, благо они особо не таились никогда. Я могла бы напасть на них, попытаться спасти того шута. Хотя бы из обыкновенной человеческой благодарности за то, что со мной, тварью, он поступил по уговору. Поступил по-человечески.
Но я... Я закрыла глаза, зажала ладонями уши и убежала. Пряталась. Таилась. Боялась крыс, боялась людей. Боялась всего на свете.
Какое-то время на поляне висело молчание, и даже заливистые и смелые голоса птиц сейчас притихли, словно благоговейно внимая.
- Дева, - проникновенно пробормотал волк, пытаясь вглядеться в ее лицо, найти ее взгляд. - Я благодарен тебе, что ты мне открылась. Надеюсь, для тебя это было не зря. - Он помолчал. - На меня ты можешь рассчитывать. Всегда и непременно. Я сохраню эту тайну исповеди так крепко, как только сумею, а ежели нет - убей меня. Дева, я всегда буду при тебе, я - за тобой. Я тебя никогда не покину. Ничто не заставит меня так поступить. Я буду с тобой.
***
Баронское поместье возвышалось над некрупным озерцом с кристально чистой водой, выдающей в нем действующие подземные источники. Проглядывало покатой крышей с рыжей кровлей меж стволов гигантских сосен по одну сторону и буков и вязов по другую. Рукотворная роща, некогда высаженная прямыми и ровными рядами, сейчас разрослась и все больше и больше напоминала ухаживаемую дубраву.
Она вошла тихо, беззвучно скользнула в приоткрытое оконце на втором этаже, не зашелестев ни единой складкой одежды. Ее, сбросившую весь ненужный балласт, с лихвой перебивало негромкое птичье щебетание. Комната была пуста и невозможно одинока, с раскрытыми настежь дверьми, пуская гуляющий по особняку сквозняк. То была спальня. Ей же требовалось в противоположную часть дома.
Внизу, в гостиной, пировали. Кричали, пили, дрались и ругались. Двое прямо здесь же, за столом, в спешке оприходовали не смеющих пискнуть служанок. Девки из их банды лишь громко улюлюкали, свистели сквозь пальцы и подначивали остальных, приспуская штаны, стоя на столе и стульях. Пытались плясать, обнявшись друг с дружкой.
Ей нужно было дальше, сквозь гостиную, к противоположной лестнице наверх.
Первый охальник, хрипя словно загнанная лошадь, свалился на еще ничего не успевшую понять служанку, получив под левую подмышку короткий удар кинжалом. Девка, пляшущая на столе, что-то невразумительно заорала, тыча своими кривыми пальцами в том направлении. Молниеносно сверкнувший меч отрубил пальцы на ее ноге и половину стопы. Сверкнул второй раз, распарывая накренившейся разбойнице брюхо. Кинжал в другой руке чавкнул под подбородком задравшего голову и явно перебравшего хмельного бандита.
Еще один бандит, оклемавшийся быстрее всех, попытался схватить ее. Она, увернувшись в пируэте, рубанула его по шее мечом. Слишком сильно - меч застрял, а негодяй повалился в кресло. Она бросила меч, выхватив из пальцев умирающего длинную двузубую вилку. Еще одна разбойница со стола что-то невнятно проорала, прыгнув на нее сверху. Дева бросилась в сторону, в прыжке всаживая той девке вилку в глаз. Бандитка нечеловечески взвыла, хлопнувшись о пол и принявшись по нему кататься словно обезумевший зверь.