Этого уже нельзя было добиться лишь запретами и писаными правилами, так как полностью зависело от внутренних свойств самого человека.
Шаолиньский монах Мяосинь как-то заметил: "Тот, кто следует по пути боевых искусств, превыше всего ставит добродетель, а не силу, придает большее значение защите, а не нападению. Когда пробуждаешь в себе добродетель - то встречаешь признательность, а когда используешь силу - то наталкиваешься на противодействие. Защита - это предвестник жизни, а нападение - предвестник смерти. Когда меня атакуют, я защищаюсь. В этот момент у меня на сердце спокойно, мое ци концентрируется, дух просветляется и пробуждается отвага... Все это приводит к полному внутреннему умиротворению, благодаря чему мое ци оживает. Кто бы меня ни атаковал - ничто не обеспокоит меня. А вот у атакующего гневливое ци поднимается вверх, дух перевозбуждается и не способен сдерживаться внутри. Из-за этого состояние его духа поверхностно, ци рассеивается, и он никак не может собрать свои силы.
Мне же, который противостоит ему своим покоем, нет нужды травмировать соперника, ибо через короткое время он сам повредит себя".
Итак, внутренний характер ушу, ясно просматривающийся в понимании правил поведения бойца как мистического ритуала особого рода, безболезненно сочетался с прагматикой боя и обыденностью жизни. Здесь проявлялся особый тип, особая стилистика жизни, выработанная всем развитием китайской культуры. Надо не просто поступать хорошо или гуманно, надо знать точное время, когда следует действовать, и сам характер этого действия. Это - подготовка к ситуации таким образом, чтобы стать неуязвимым.
Это - абсолютный универсализм жизни, умение следовать природной естественности бытия, постоянно "перетекая" из формы в форму, из состояния в состояние.
УШУ КАК РИТУАЛ
И ПЕРЕЖИВАНИЕ
ПРАЗДНИК ВНУТРЕННЕЙ ЖИЗНИ
Что-то стоит за всеми этими удивительными рассуждениями о таинствах превращения духа, сочетаемых с досконально продуманными, столетиями проверенными тренировками ушу... Что-то неуловимо тонкое, уходящее в необъятные глубины человеческого сознания.
А может быть, мы все усложняем, и за ушу не стоит столь сложных духовных переживаний и ощущений? Ведь существуют же в мире системы боевых искусств, обходящиеся без каких-либо внутренних тонкостей и при этом воспитывающие отличных бойцов. Но в том и заключается характерная особенность ушу, что китайские боевые искусства требуют от человека особого переживания, как говорили, "просветления духа", некого внутреннего озарения. Так попробуем раз.обраться в этом, пожалуй, самом сложном вопросе боевых искусств Китая.
Во многих "семьях" боевых искусств существовали свои праздники школы.
Адепты школы собирались у священного места - алтаря, у кумирни, на могиле учителя и совершали ритуалы, разыгрывали сцены, воспроизводящие эпизоды из реальной или легендарной жизни их мастера. До сих пор последователи школы багуачжан собираются в Пекине на могиле основателя стиля Дун Хайчуаня, огромные празднества устраиваются на могиле знаменитого генерала XVI века Ци Цзигуана в Чжэцзяне. Этот особый тип празднества, позволяющий человеку забыть о своей личной жизни и пережить жизнь своего первоучителя, еще больше единил школу внутри единого символического тела их мастера. Долгое время в Шанхае проводились ритуальные празднества в честь известного мастера Хо Юаньцзя, где разыгрывались сценки из его жизни, например поединки с известными бойцами, похождения "желтолицего тигра Хо" в Китае. В этих представлениях участвовали многие ученики Ассоциации "Чистых боевых искусств"
Цзиньу, которую создал Хо Юаньцзя.
Кстати, и сегодня традиция этих праздников продолжается в виде огромных турниров, устраиваемых в Шанхае обычно в сентябре - в месяц трагической гибели Хо Юаньцзя.
Задумаемся, почему празднику в школе ушу придается столь большое значение? Почему в центре многих праздников незримо присутствует фигура легендарного мастера?
Чтобы ответ на этот вопрос стал более очевиден, расскажем об одном интересном факте. Речь пойдет о части сложнейшего ритуала инициации в одном из самых знаменитых китайских тайных обществ Триада или "Обществе Неба и Земли", которое долгое время являлось центром распространения ушу на юге Китая.
Ритуал посвящения сводился практически к тому, что вступающий должен пережить собственную смерть, осознать себя воистину мертвым, ушедшим из этого "предметно-сущностного" мира. Но его душа должна пережить все то, что уже когда-то первопредки этого общества сами пережили. Вдумаемся осознать себя мертвым, но при этом действующим...
Обрести внетелесный опыт, представленный лишь духовной сущностью человека, воспринимаемый не органами чувств, даже не сознанием, но тонкой сущностью человека. Полный ритуал посвящения, естественно, хранится в тайне и до сих пор передается в форме устных наставлений, но тем не менее общий его вид сводится приблизительно к следующему.
Неофит начинает свое мистическое путешествие по знаменитым местам Китая, начиная с запада - с мест, где встает рассвет и где иллюзии ночи смешиваются с реалиями света, а призрачное соприкасается с материальным. Он находится на пороге чуда, в преддверии рассвета - символического преддверия самого мира, в неком предсостоянии, подобно даосскому "еще не родившемуся младенцу". Человек дан как собственное предчувствие самого себя. Он рожден, но при этом еще не появился на свет, задуман, но не реализован. Он как бы отсутствует в этом мире и соприкасается с миром духовных сущностей, дан не "вовне", а "внутри".
Когда неофит входит в такое состояние, специальный наставник начинает задавать ему вопросы, касающиеся мифилогической истории Китая, например спрашивает его о житиях восьми даосских бессмертных, истории самой Триады, о житиях всего широкого пантеона китайских "боевых" героев. Испытуемый должен не просто ответить - он должен пережить состояние своих героев, прочувствовать самого себя, как их.