Глава 28
Глава 28
Пробираясь в темноте сквозь густой, кишащий ужасными тварями лес, Гловер не знал, что делать, не знал куда пойти.
Утрата.
Не дай бог испытать вам чувство беспомощности, когда на ваших руках умирает собственный ребенок. Понимание того, что в любую секунду ее дыхание может прекратится навсегда, порождало внутри необъяснимую, душераздирающую скорбь... Которой нет конца.
Единственное, что казалось хуже смерти, это то, что ее душа обречена на вечные муки... ведь он не сможет... конечно нет... Это просто безумие, убить свою малышку, чтобы уберечь от вечных страданий.
Выбравшись на небольшую поляну у озера, Шееворот застыл. Словно по волшебству, поляна осветилась серебряным светом, внезапно вышедшей луны.
Гловер, бережно положил Сью на траву, осматриваясь из чего можно развести костёр. Девчонка лежала, не издав и звука, лишь бегающие из стороны в сторону глаза, периодически закатывались, давая Гловеру понять, что боль не выносима, однако, как бы ей не хотелось закричать или пожаловаться отцу, она попросту была не в состоянии. Собирая бревна на костёр, Гловера посещали страшные мысли, которые он пытался усердно отогнать.
"Ну же! времени мало!.. чего ты медлишь!?. Ее необходимо убить... это ради ее же блага" "Что ты за отец!? из-за тебя она в шаге от смерти, не ужели ты ей позволишь провести вечность в муках?"
Гловер на секунду остановился, и шёпотом бросил себе под нос
- Нет... я не смогу.
Его руки дрожали только при одной мысли об этом. Естественно ему было не впервой отнимать у человека жизнь, но совершенно другое дело, когда необходимо отнять жизнь самого дорогого человека.
- Просто не смогу...
Он развел костёр, и став на колени рядом с дочерью, снова взмолил о прощении. Не в состоянии обронить ни слова, она молча уставилась на свиток, что висел на поясе у отца. Увидев это, Гловер развернул послание Шона и снова бегло прочел. Удивил тот факт, что неизвестный ранее для него язык, с легкостью поддавался чтению. Шееворот снова прочел его, следом за ним еще раз. С каждым прочтением для него открывались новые факты текста, новый смысл.
Смотря на дочь, он видел не просто умирающую девочку, он видел человека, который хочет, чтобы за него отомстили.
Вчитываясь раз за разом в древнее писание, он все яснее понимал, что сможет... что это ради нее... пусть ее душа отправится в лучший мир...
Гловер поднялся с колен, и сам того не заметив, начертил палкой вокруг Сью точную копию знака. Он нашел в себе силы, он сможет.
- Эх... - печально вздохнул Гловер - если я делаю что-то неправильно, прошу остановите меня, ибо я не ведаю что творю...
Он снова развернул свиток, и ужаснулся, текст, что он перечитывал раз за разом, исчез, а вместо него появился другой, грубый, не связный, бессмысленный, но совершенно понятный.
Вдруг из темноты, где-то позади раздался вой, это был не волк, и не литмор, вой принадлежал изголодавшим псам, что пролили кровь в его лагере.
- Не сейчас - сказал он в ответ на вой, грубым голосом - мы еще с вами встретимся, чем бы вы ни были.
Гловер широко раскрыл глаза, внимательно всматриваясь в освещенный лунным светом пергамент. Он громко, слог за слогом, стал выкрикивать заклятие. Каждое произнесенное в слух слово, бесследно растворялось, оставляя безупречно чистый лист. Через минуту, свиток был совершенно пуст, Гловер отбросил его в сторону и подошел к дочери, вынул из кобуры, висящей у нее на ножке, охотничий нож. Он со всего роста упал перед ней на колени, и глядя в ее обезумевшие от страха глаза, запел ее любимую песню. От понимания, что сейчас она заснет в последний раз, Гловер разревелся, искривив от душевной боли, лицо. Он склонился над лицом Сью, и роняя слезы, крепко поцеловал ее в горячий лоб.
- Солнце село за горой - голос звучал сдавленно, сперто, тяжело проникая наружу, сквозь подкативший ком.
- Сон малютка видит свой - Гловер направил острие ножа напротив сердца, едва дотрагиваясь кожи.
- Будь отважна, будь смела.
Страха нет, и боль ушла - он перевел весь вес на белую рукоять, и острие ножа издав щелчок, полностью вошло девочке в грудь.
Держась за рукоять, Гловер ощутил, как сердце малютки издало свой последний удар, омыв кровью острое лезвие...