Выбрать главу

Потом обед с обязательными 50 граммами водки (фе-еее!), или шампанское (без аромата персиков, но с ароматом дрожжей), или бокал сока (сок у них наверняка разбавленный, не обманешь - не продашь). Кормили ухой и шашлыками. Вкуснотища, говорит, за уши не оттащишь.

Но всё это было потом. А сначала был на экскурсантов обрушился ливень - вот примерно такой, как сейчас.

 - Как из шланга лило, а мы в яликах, а в них воды наполовину...Она холодная!

- Отчерпывали хоть? (на Селигере в лодочном походе мы черпаками отчерпывали, правда вода новая наливалась, зато пока работаешь, тепло)

- Вы что, смеётесь? Чем?! Так  и плыли - сверху ливень хлещет, сидим по колено в воде,  и никуда не денешься.

- Лотосы хоть видели?

- Да какие лотосы, говорю же вам, воды по колено в ялике, она ледяная, а нам еще плыть... Мать честная, две девятьсот отстегнул за «удовольствие»... Чего смеёшься-то? Она ещё смеётся! Нам там не смешно было!

 

О том, как всё было в это раз, мне рассказала моя знакомая: лотосов не было, зато были чайки, и цапли были, они стояли прямо в протоке, людей не боялись. Протока узкая, по бокам стены из камышей, высоченные и шуршащие... Лодки плывут, цапли стоят. Орлы наверху кружат. И тишина. Нереальное что-то. Мистическое.

Зато обед вполне реальный: сомовья уха из только что пойманной рыбы и сомятина, жаренная на углях. Ну, и - водка, разумеется. Классика русского гостеприимства, вершина застолья.

Я вообще её не пью, если только на перегородках из грецкого ореха настоянную. Или на смородине (это лучше, чем традиционная настойка на клюкве). Тогда уж из морозилки пить, чтоб бутылка запотевшая-заледеневшая, и водкой не пахло.

 

Ещё у них осталось время на купание. Немного, правда, но две тётки успели чуть не утонуть: течение в дельте хватает и тащит, они этого не знали. Выплывать надо наискосок, а они пытались - прямо к берегу, а берег в осоке, она режется, и дно противное, илистое... В общем, получили удовольствие - на всю оплаченную сумму. Одна сама выплыла, другую вытащили.

 

================Лебединая верность

На теплоходе есть каюты повышенной комфортности, широкие как комната, и цена - «широкая». Одну из таких кают занимает странная пара: увалень в белом, и его спутница. Может, жена, может, сестра, может - просто родственница. Тоже вся в белом, когда они вместе шли - смотрелись классно, как два лебедя. Она тоненькая такая, на Жизель похожа (судя по осанке - Жизель и есть, на пенсии по выслуге). Он покрепче, здоровяк, но держится с таким горделивым достоинством, что его даже белое не полнит (его спутницу, кстати, тоже. Тут что ни надень - видна пташка по полёту). Не красавица, но красивая, как лебедь. Вот такой парадокс. Молчит и в пол смотрит.

Целыми днями они сидят под окном своей каюты и молчат, оба всегда в наушниках, слушают каждый своё. Я ни разу не слышала, как они разговаривают. В город Жизель выходила в белом, или  в костюме цвета недозрелой брусники, он - всегда в белом, смотрелись опять же - гармонично. В ресторан не ходили, в баре не сидели. Воздухом, что ли, питалиcь? Дней через пять она улыбаться мне стала - здоровалась так. А после опять грустная сидела. Может, горе какое у неё, так ведь не спросишь... В глазах печаль, лицо каменное.

Жизель. Невесомо-хрупкая, эфемерная, ветром подхватит и унесёт. Её любимые цвета - голубой и белый. Национальные цвета Греции. Впрочем, Греция тут ни при чём. Напомнило просто. Эх, вот сброшу пяток лишних килограммчиков и оденусь в белое. Песня такая есть, на музыку Теодоракиса: «Оденусь в белое, пойду танцевать» - в смысле, танцевать, чтобы от горя не плакать. Грустная песня, красивая мелодия. Вспомнила вот, насвистываю потихоньку (денег всё равно не будет, свисти - не свисти).

И чего она ко мне привязалась, эта безотвязная мелодия! Всё равно Европа прожуёт этот лакомый кусок американскими вставными челюстями. Эх, греки, на фига вам тот Евросоюз... Разве плохо жили? Пенсии, которых вы достойны. Праздников больше, чем будней (и праздничные  выплаты к ним!), так нет - они свои драхмы  на евры поменяли, шило на мыло! Стали - частью старухи Европы. Афина, мана му, кена Афина, куда тебя несут твои бело-голубые паруса?

И куда исчезла грустная царевна-Лебедь?

За несколько дней до возвращения в Москву она исчезла - сошла, наверное. А он сидел один и слушал музыку, в наушниках, ни с кем не общался, так и сидел один. Здесь каждый может найти собеседника,  человек - общественное животное, то есть стадное, то есть я не то хочу сказать. Но он - не искал. По лебеди своей тосковал... Лебединая верность.  Всё, домечталась, хватит.