— Давай поедим мёду, совет тебе дам.
Мужику и мёду жалко, и совет охота получить. Охал-ахал, рукой махнул:
— Куда ни шло! Гляди, не так уж много съедим.
— Не обижу, — усмехнулся прохожий. Достал себе ложку, мужику половник дал. — На базар нёс, да уж ладно. Для хорошего дела не жалко.
Сели на обочине, едят мёд. Прохожий раз почерпнёт, мужик два раза норовит почерпнуть, чтобы прохожему поменьше досталось. А прохожий поел мёду, сказал:
— Как вспомнишь, что свой мёд у самого же себя половниками глотал, легче будет бочонок нести.
И ушёл. Мужик свою дорогу начал мерить. Да как дошло до него, что пустой бочонок несёт, захохотал. Так и домой пришёл.
— Ты чего? — удивилась жена. — Чего смешного, что такой тяжёлый бочонок нести пришлось?
— Какой там тяжёлый! — хохочет мужик. — В нём больше смеху, чем мёду!
Грозный заяц
Надоело зайцу по кустам лазить, петлять да скидки делать. Задумал на просторе пожить. Уши торчком, глаза скосил, зубы оскалил, усы распушил — и шасть к лисе! Взвизгнул:
— Ты меня знаешь?
Лиса нос в хвост, подумала: «А кто его знает? Может, за ним волк?» Залебезила: — Знаю, голубчик, знаю!
Надоело зайцу по кустам лазить, петлять да скидки делать. Задумал на просторе пожить. Уши торчком, глаза скосил, зубы оскалил, усы распушил — и прыг к волку! Взвизгнул:
— Ты меня знаешь?
Волк морду отворотил, подумал: «А кто его знает? Может, за ним медведь?»
Залебезил:
— Знаю, орёл, знаю!
Надоело зайцу по кустам лазить, петлять да скидки делать. Задумал на просторе пожить. Уши торчком, глаза скосил, зубы оскалил, усы распушил — и скок к медведю! Взвизгнул:
— Ты меня знаешь?
Медведь лапу в рот, подумал: «А кто его знает? Может, за ним лиса да волк?» Залебезил:
— Знаю, хозяин, знаю!
Заяц — грудь колесом, подбоченился, поскакал вдоль да по лесу, подмигнул сороке:
— То-то! А ты думаешь, почему зайцы не переводятся?
Черепашка
Утром черепашка собралась на полянку. Послушать птичьи песни, поиграть с кем-нибудь. Да, пока шла, притомилась, надумала передохнуть. Спрятала голову под панцирь, чихнула, вздохнула и сладко заснула.
А на полянке дрозд поёт, воробей чирикает, сорока стрекочет, белка по веткам скачет, барсук листьями шуршит, заяц по пеньку барабанит. Такой шум-трезвон — хоть с полянки вон.
Шумели-трезвонили весь день, а чуть солнце на закат — по домам разлетелись и разбежались.
Вечером черепашка проснулась, высунула голову, прислушалась, огляделась, закапризничала.
— Ну и полянка! Ни одной живой души. И чего тащилась? Такого-то и дома в достатке!
Индюк
А что? — бурлыкнул однажды индюк. — Если какой-то там орёл полётывает, то и я смогу! Крылья у меня не хуже орлиных, а по дородности ему до меня далеко! И вообще, чем это я не орёл?
Взобрался на крышу сарая, тряхнул крыльями — и кубарем на землю.
Когда индюк опамятовался от удара, он встал, отряхнулся, надулся, пробормотал:
— Однако ж летаю!
Волк и яма
Шёл волк мимо ямы. Заглянул, а там лиса.
«Вот и обед мне!» — обрадовался волк и спрыгнул в яму.
Без долгих разговоров волк пообедал, вздремнул, а под вечер собрался дальше идти. А из ямы — никак.
— И как же это я не спросил лису, как из ямы выбраться?
Кто виноват?
Однажды утром Анютина левая нога взяла да и первой соскочила с кровати на пол. Соскочила, топнула, завопила:
— Не хочу идти в детский сад!
Анюта подумала: «А что?» и заревела:
— Не хочу в детский сад!
Мама посмотрела на папу и спросила:
— Что делать?
Папа посмотрел на маму и сказал:
— Раз Анюта не хочет и левая нога не хочет — как одна правая нога поскачет в детский сад? Пуская все трое посидят дома. А будильник попросим с ними побыть.
— Так-так, — отстукал будильник, — только так.
Мама и папа ушли, Анюта села за стол, как привыкла в саду, а на столе пусто. Ничего на стол само не подаётся. Анюта — к буфету, а там конфеток нету, Анюта — к окошку, а там ни крошки!
— Я есть хочу! — захныкала Анюта. — Это ты виновата, противная левая нога, что я не в садике!
— Нет, это ты виновата! — затопала левая нога. — Я не знала, а ты знала: в детском саду дают завтрак!
— Так-так, — пошевелил усами будильник. — Так-так, интересно!
— Мне ску-учно! — заныла Анюта. — Это ты виновата, противная левая нога, что я не в садике!
— Нет, это ты виновата! — затопала левая нога. — Я не знала — а ты знала: в детском саду друзья танцуют, рисуют, играют, поют!
Что сказать Анюте? Нечего сказать. Молчит Анюта, молчит левая нога, молчит правая нога, а будильник потихоньку тиктакает:
— Тик-так, вот так! Сидят — глядят, а кто виноват!
Иголка и нитка
Однажды Анюта порвала у куклы Маши платье. «Это не беда, — подумала Анюта. — Я да и не сумею зашить дырку? Сколько раз видела, как мама зашивала на моих платьях дырки».
Взяла Анюта иголку, взяла Анюта нитку. Стала Анюта вдевать нитку в ушко иголки. Вдевала-вдевала, не вдела. Стала Анюта ушко иголки надевать на нитку. Надевала-надевала, не надела.
— Не везёт нам с тобой, Маша! — вздохнула Анюта. — Ничего у этих друзей не получается. То нитка толстая — в ушко не лезет, то ушко узкое — нитку не пропускает.
Рука устала
Ерёмушка, как только учительница собиралась проверить, кто выучил урок, сразу же поднимал смело руку. Дескать, учительница увидит протянутую руку — подумает, что он выучил урок.
А учительница однажды взяла да и сказала:
— Ну, раз руку поднял, иди к доске.
— Я? — захныкал Ерёмушка. — А как же я буду писать? У меня рука устала!
На тройках
Девочка попросила у мальчика санки, чтобы прокатиться с горки. Мальчик пожадничал и не дал санок. Девочка, чтобы ей не так было обидно, сказала:
— Ну и не надо мне твоих санок! Я в каникулы каталась на тройке. И бубенчики были, и красный кушак на ямщике!
— Подумаешь, — сморщил нос мальчик. — Мой брат в школе на тройках каждый день катается и то не хвалится!
Горох Горохович
Однажды задумал древний царь Горох Горохович жениться на молоденькой принцессе Горошинке. И стал потому Горох Горохович, как глаза продерёт, в зеркало свою бородёнку разглядывать, шута своего, Василька, выспрашивать:
— А хороша у меня борода? А? Понравится моя борода принцессе Горошинке? А?
— Борода у тебя преотличная! — смеётся Василёк. — Не борода, а прямо веником веник! А вот в голове у тебя, точно не хватает одной малой малости, если ты вдруг да задумал свататься к молоденькой Горошинке!
Такие-то речи царь Горох Горохович слушал-слушал да и как топнет ногой: — Пошёл вон, а то голову срублю!
— Э-э, с тобой равняться нет резона, — шмыгнул Василёк на кухню. А на кухне разогнал поваров и поварят да такие щи сварил — у Гороха Гороховича нос в струнку вытянулся, в кухню залез.
— Ох, Вася-Василёк! — застонал Горох Горохович. — Хоть бы ложечку, хотя бы две!