Да мы ж вам битый час толкуем, Михал Михалыч, – рассмеялся Конаков. – Свои!
– Во как… – всхрапнул Михал Михалыч, с усилием расстегнул воротник и откинулся на спинку стула. – Быстрые, черти… Быстрые…
Полковник Перхуров. Северная Добровольческая армия, – с полупоклоном представился Перхуров. – Плохо несёте службу, Михал Михалыч. Значит так. Времени мало. Внешний караул снят, склады оцеплены. У меня сто человек под ружьём и два броневика с пулемётами. Будем воевать?
Через полчаса караулы были сняты. Врезались с лязгом ключи в замки, разбирались из пирамид винтовки, выносились ящики с патронами и пулемётными лентами. Выкатывались по дощатым сходням ухоженные, промасленные, блестящие пулемёты. У бойцов вспыхивали и горели глаза, как у кладоискателей, дорвавшихся наконец до вожделенных сокровищ. И эти сокровища, казалось, рады были умелым рукам новых владельцев. Обрадовали и четыре исправных, свежеотремонтированных уайтовских грузовика с достаточным запасом бензина. Чуть поартачившись, они завелись и бодро затарахтели, постреливая ядовитым дымком. Пулемёты и винтовки кучей грузились на них – всё после, некогда сейчас разбираться. Перхуров и Скраббе в этой суете держались начеку, следили за порядком и то и дело выходили за ворота проверять караулы. Всё было спокойно. Вот только проклятый Супонин с бронедивизионом как сквозь землю провалился. Перхуров начинал всерьёз злиться.
А под навесами стояли стройные ряды полевых трёхдюймовок. Уже на передках – запрягай и вези. Но не было лошадей. Капитан Ширин со своими артиллеристами ушёл на поиски, но на многое рассчитывать было нельзя. Жаль. Очень жаль. Артиллерия не нужна сейчас, при захвате города, но если придётся обороняться? Выдерживать осаду? Тут мало будет винтовок и пулемётов.
На небольшом, плотно утрамбованном плацу был построен весь прежний караул складов. Одеты люди были пёстро: гражданская одежда мешалась с полевой формой, в фигурах проглядывала штатская расхлябанность. Но никто из них не был ни испуган, ни подавлен. Они глядели на Перхурова как на фокусника в цирке, ожидая, чем таким удивит он их, измученных рутиной, бестолковщиной и скукой.
Бойцы! – обратился к ним Перхуров. – Ярославский отряд Северной Добровольческой армии выступил сегодня против Советской власти в городе. Командовать отрядом приказано мне, полковнику Перхурову. Советы показали полную неспособность наладить нормальную жизнь. Мы, патриоты России, с этого момента берём всю ответственность на себя. Приказывать вам я не имею права. Тем не менее, всех, кому не безразлична судьба города и страны, приглашаю в наши ряды. Гарантирую личное оружие, обмундирование, паёк и денежное довольствие. У меня всё. Решайтесь. Слово за вами.
Разумеется, никаких надежд на этих людей он не возлагал. Предали один раз, предадут и второй. Да и не собирался Перхуров брать их с собой на штурм города. Толку всё равно никакого, одна обуза. Но надо было их чем-то воодушевить и внутренне обезоружить. Озлобленная толпа за спиной была сейчас совсем некстати.
Нечего тут слова говорить, полковник, – пробурчал бывший начальник караула. – Нам ничего больше не остаётся. Мы с вами.
В строю переглядывались, пожимали плечами, но никто не протестовал. Перхурову и не надо было большего.
Считаю это вашим общим мнением. Благодарю, – коротко и жёстко проговорил он. – Всем вольно. Прошу оставаться здесь до моего распоряжения. Наблюдать, – приказал он капитану Скраббе, повернулся и пошёл к воротам. На склад уже входили артиллеристы с лошадьми. Немолодые, крепкие, спокойные рабочие кони смирно шли, ведомые под уздцы бойцами-артиллеристами. Их было восемь. Всего восемь. Два орудия и два зарядных ящика к ним. По паре на каждую повозку. Но и это лучше, чем ничего.
Артиллеристы споро, без суеты, но быстро амуничили лошадей и запрягали в повозки. Кони фыркали, хрустко жевали губами, подёргивали боками и со смиренной деловитостью становились в упряжки, лениво переступая на месте.
Перхуров назначил выступать в четыре часа. В это время ещё темно, но рассвет уже брезжит. Кроме того, это самая глухая, сонная часть ночи, когда задрёмывают даже те, кто обязан бодрствовать по службе. Противника надо было усыпить. Но Перхуров нервничал.
Где Супонин… Где Супонин… – зудливо, сквозь зубы, цедил он в компании штабных. – Поверили, а зря. Вот встретят они нас броневиками, хороши мы будем! – и сжимались кулаки. – Скользко всё. Ну-с, господа. Ваше слово. Идём брать Ярославль или уходим в Рыбинск на помощь Савинкову? Без Супонина мы очень слабы. Не скрою, я в раздвоении.
Вы сгущаете, Александр Петрович, – покачал головой Петров. – Нет у них в городе ни силы такой, ни командиров толковых. Ярославль важнее. Да и вот он, а до Рыбинска далеко. Чёрт знает, что там в пути ещё будет. Так что – Ярославль, господин полковник.
Ярославль, – подтвердил, кивнув, разведчик Томашевский.
Ярославль, – отозвался, будто между делом, проходящий мимо Скраббе.
Брать Ярославль, господин полковник, – через несколько минут ответили Перхурову артиллеристы, уже готовые к выступлению.
В Ярославль, – чётко и дружно раздалось у пулемётных складов, где грузились автомобили.
В Ярославль… В Ярославль… В Ярославль… – отвечали Перхурову бойцы на коротком общем построении.
Боевой приказ, объявленный Перхуровым, предусматривал следующее. Отряд делился на три группы. Первая во главе с поручиком Нахабцевым движется Северо-Западной окраиной города, мимо Новой Слободки, Земской больницы, ипподрома и входит в город по Ильинской улице, захватывая по дороге советские учреждения и жизненно важные объекты: водокачку, электростанцию, Государственный банк. Вторая группа под командованием капитана Скраббе выходит на левый берег Которосли, проникает в город, берёт под контроль почтамт, телефонный узел, Американский мост, Вознесенские казармы и занимает под штаб гимназию Корсунской на Богоявленской площади.
Третья группа под руководством Перхурова входит в центр города по Власьевской улице через Знаменские ворота. Это резерв со штабом и артиллерийским обозом. Все действия будут поддержаны уже находящейся в городе группой генерала Верёвкина. Точка встречи и получения дальнейших приказов – Ильинская площадь.
На артскладах остаётся весь прежний караул и десять человек из отряда. Это на случай, если придётся немедленно прикрывать выходящие в город группы. Атаки красных от Всполья следует ожидать в любую минуту. Важно удержать их первое время, пока Перхуров управится в городе. И здесь уж как Бог рассудит. Жаль будет, если погибнут.
Грузовики с оружием и боеприпасами следуют к Власьевской площади объездным путём через Большую Даниловскую. Там встают в переулках и ждут сигнала. По первой ракете они въезжают в центр, на Ильинскую площадь. Все распоряжения даны будут там.
Первой двинулась группа капитана Скраббе. Им предстоял самый длинный путь – около трёх вёрст. Особое беспокойство вызывал участок от складов до берега Которосли, параллельный железной дороге. Там всё было разведано и казалось безопасным, однако обстановка могла перемениться в любую минуту. Тридцать человек с винтовками бесшумно выскользнули за ворота и растворились в начинающей уже редеть темноте. Так же неслышно исчезла группа Нахабцева. Через десять минут после их ухода со стороны Угличской заставы послышалась короткая ленивая перестрелка из винтовок и револьверов, но быстро смолкла. Всё, кажется, шло по плану. Перхуров уже приготовился командовать выступление своей группе, как вдруг с пустыря послышался шум моторов и металлический лязг. Тут же прибежал дозорный и доложил, что прибыли броневики. Уже в воротах Перхуров столкнулся с офицером-латышом, заместителем Супонина.