Карпов оглянулся и, увидев подходящих, громогласно рявкнул:
Господа офицеры!
Люди поднялись с мест, выпрямляя спины и одёргивая одежду.
Здравствуйте. Здравствуйте. Здравия желаю, – бросал на ходу в разные стороны Перхуров. – Здравствуйте, Пётр Петрович, – остановился он перед Карповым.
Александр Петрович! Наконец-то! – раскрыл объятия Карпов. – С победой!
И крепко обнял Перхурова. Полковник, зажмурясь, вытерпел касания крест-накрест сухих генеральских губ и жёсткой седой клочковатой бороды. Карпов отвернулся, шмыгнул носом, достал платок и промокнул глаза.
Что в Губернаторском доме, Пётр Петрович? – спросил Перхуров.
Что? А вон что, – улыбнулся генерал, указав на выходящую из Губернаторского переулка процессию. Усиленный конвой вёл группу растрёпанных, окровавленных мужчин.
Сдались, голубчики… Ну и славно. Ну и хорошо. А держались крепко, стервецы. Крепко… Если бы все они так, ничего бы у нас не вышло…
Поймав косой взгляд Перхурова, Карпов счёл за лучшее замолкнуть.
Всё хорошо, Пётр Петрович. Всё хорошо, что хорошо кончается, – пробормотал сквозь зубы Перхуров.
И вдруг из-за домов со стороны Театральной площади грянул резкий, раскатистый удар. Всхлипнули стёкла в окнах. С чердаков, хлопая крыльями, сорвались и закружились над крышами голуби. Офицеры вздрогнули и переглянулись.
Что за чёрт? Кто приказал? – зло прогудел, не разжимая зубов, Перхуров. Через пятнадцать минут догадок и недоумений из-за угла Губернского присутствия выскочил несущийся во весь дух старший артиллерист капитан Ширин.
Господин полковник, – задыхаясь, проговорил он. – Осаждённые в Кокуевке… Сдались!
Зачем стреляли, капитан? – сурово вперил в него взор Перхуров.
Виноват, господин полковник, пришлось. Крепко они там засели. Когда б мы их ещё выкурили… А времени нет. Пришлось всадить по нижнему этажу, где ресторан. Так и повыскакивали, кто в чём… В театр их посадили, – улыбаясь и будто оправдываясь, говорил капитан. Глаза его были усталы и безразличны.
Хорошо, капитан. Убитые, раненые?
Никак нет. У них контуженные есть. Да вот мальчонка там один уж больно плох, чахоточный, кровь горлом хлынула… И у бабы какой-то припадок сердечный сделался. В госпиталь увезли, очухается. А мальчишка-то помрёт. Жалко… – вздохнул Ширин.
Благодарю вас, капитан. Вы свободны, – хмуро кивнул ему Перхуров. – Веретенников! Ракету!
“Пах-х!” – хлопнула ракетница, и зелёный, с длинным белым хвостом, огонёк, шипя и потрескивая, взлетел высоко в рассветное небо над серыми крышами и золотыми куполами. Город был взят.
Я подготовил приказ, Пётр Петрович, – вполголоса сказал Перхуров стоявшему рядом Карпову. – Комендантом города назначаю Верёвкина, а вас – моим заместителем. По всем вопросам, но прежде всего – по связям с населением. Дело это огромной важности, и лучше вас не справится никто.
Спасибо, Александр Петрович, – приосанился Карпов и пригладил седые тигриные усы. – Гм… Гм… Польщён, да. Благодарю за доверие. Служу России!
На площадь с грохотом и рёвом ворвались грузовики. Тут же стали подходить офицеры. Усталые, пыльные, с красными глазами, но бодрые и возбуждённые. Перхуров жал руки Скраббе, Нахабцеву, Толкачёву, поздравлял их с победой, благодарил за службу. Строго, пронизывающе поглядел на Супонина, но скупо улыбнулся и тоже пожал ему руку.
Сколько у вас людей, полковник? – спросил Перхуров у начальника резерва.
Уже более сотни, Александр Петрович, – ответил тот. – И продолжают прибывать.
Сто человек… Сто. Две трёхдюймовки… – прикидывал вслух Перхуров, критически качая головой. – Я, господа, о штурме Закоторосльной стороны. Сил мало, дай Бог только город удержать. Что скажете? Пётр Петрович?
Гм…гм… – сгрёб бороду огромной ручищей Карпов. – Риск, Александр Петрович. И никакой гарантии успеха. Даже если полк промолчит. А если выступит против нас? Нет. Рано. Рано.
Николай Иванович?
Опасно, Александр Петрович, – пожал плечами Петров. – Полк там, конечно, одно название, три роты, даже не батальон. Балаган. Но против нас и это сила. Я им не верю. Штурмовать сейчас нельзя.
Карл Янович!
Риск. Большой и неумный риск, – веско и хладнокровно ответил латышский полковник Гоппер. – Накопим сил – ударим. Сейчас – преждевременно.
Перхуров покусал губу. Такой поворот событий был учтён его планом, но всё же делал победу половинчатой, куцей. Это омрачало. Но ничего не поделать. Слишком мало у него людей, чтобы так рисковать.
Приказываю занять временную оборону на Которосльной набережной. Усиленный участок – от Стрелки до Американского моста. Дальше – по мере наличных сил. Деревянный мост у Толчкова взорвать. Обустроить пулемётные точки. Артиллерийские позиции оборудовать у торца Лицея на Стрелке, чтобы накрывать цели на обеих реках. Поручик Нахабцев, капитан Ширин. Выполняйте, – размеренно, чётко и энергично распоряжался Перхуров. – Капитан Скраббе! С отрядом в прежнем составе занять оборону северной окраины города и железнодорожного моста. Полковник Гоппер! Вам вверяется самое опасное направление – Вспольинское. Оттуда вот-вот последуют атаки красных. Берите Супонина с броневиками и выдвигайтесь. Подкрепление вышлю немедленно.
Ну а мы, господа штаб-офицеры, – улыбнулся он своим штабным, – идём занимать самый важный объект. Гимназию Корсунской. В атаку – вперёд!
И озарённая рассветным солнцем Ильинская площадь опустела. У храма остались лишь четыре грузовика с оружием и восемь бойцов охранения. Наступила тишина. Ярославль мирно досыпал свои последние спокойные часы.
Хитрец и беглец
В трущобных извилистых проулках и прогонах было тесно, темно и страшновато. Но предрассветная тёмная синь полнилась и сотрясалась грохотом шагов и горячим, частым, прерывистым дыханием. Бегущих было четверо. Командир автобронедивизиона Супонин с тремя надёжными, посвящёнными в дело бойцами преследовал сбежавшего от него весьма подозрительного и опасного человека. Этот человек и двое его спутников пришли около часа ночи в расположение дивизиона и, представившись технической комиссией из штаба округа, принялись осматривать бронемашины, что-то вынюхивать и записывать. Время стремительно утекало. Вышли все сроки отбытия броневиков к артскладам у Леонтьевского кладбища, а нудные инспектора всё не уходили. Супонин понял, что всё это неспроста. Документы у проверяющих оказались, как назло, в полном порядке. Мандаты подписаны самим окрвоенкомом Нахимсоном, и дать этой незваной комиссии от ворот поворот не было оснований. Выступление дивизиона явно срывалось. Супонин и так уже был не на лучшем счету у Перхурова и понимал, что ему несдобровать. Он приказал арестовать проверяющих, разоружить и запереть их под охрану в караулке. Последствия? Наплевать. Последствия от Перхурова, если броневики так и не явятся на подмогу, будут ещё хуже. Этот и вовсе разбираться не станет.