Выбрать главу

Почти таким же образом и курьезный гибрид «Индокитай» имел для одного поколения сравнительно высокообразованных юношей вполне реальное и переживаемое воображенное значение[306]. Напомним, что это образование было юридически провозглашено лишь в 1887 г., а свою окончательно сложившуюся территориальную форму обрело лишь в 1907 г., хотя активное французское вмешательство в этом регионе началось столетием раньше.

Вообще говоря, образовательная политика, проводимая колониальными правителями «Индокитая», преследовала две основные цели[307]; и обе они, как оказалось, внесли свой вклад в становление «индокитайского» сознания. Первой было разрушение существующих политико-культурных связей между колонизированными народами и соседним внеиндокитайским миром. В случае «Камбоджи» и «Лаоса»[308] мишенью был Сиам, который раньше в том или ином виде осуществлял над ними сюзеренитет и имел с ними общие ритуалы, институты и священный язык буддизма Хинаяны. (Вдобавок к тому, язык и письменность низовых лао были и остаются тесно связанными с языком и письменностью тайцев.) Руководствуясь именно этим интересом, французы впервые провели в этих областях, захваченных у Сиама последними, эксперимент с так называемыми «обновленными школами при пагодах», призванными перетянуть кхмерских монахов и их учеников из орбиты тайского влияния в орбиту Индокитая[309].

В Восточном Индокитае (как я сокращенно называю «Тонкин», «Аннам» и «Кохинхину») аналогичной мишенью были Китай и китайская цивилизация. Хотя династии, правившие в Ханое и Хюэ, вели многовековую борьбу за независимость от Пекина, правили они все-таки посредством мандарината, скопированного с китайского образца. Вербовка людей в государственную машинерию была поставлена в зависимость от письменных экзаменов на знание конфуцианской классики; династические документы составлялись с помощью китайских иероглифов; вся культура правящего класса была насквозь китаизирована. Эти прочные вековые связи начали приобретать еще более нежелательный характер примерно после 1895 г., когда через северную границу колонии стали проникать сочинения таких китайских реформаторов, как Кан Ювэй и Лян Цичао, и таких националистов, как Сунь Ятсен[310]. Соответственно, в 1915 г. в «Тонкине», а в 1918 г. в «Аннаме» были последовательно отменены конфуцианские экзамены. Отныне вербовка на гражданскую службу в Индокитае стала производиться исключительно через каналы развивающейся французской колониальной системы образования. Кроме того, отныне стало сознательно поощряться quôc ngû (куок-нгы), романизированное фонетическое письмо, изобретенное в XVII в. иезуитскими миссионерами[311] и уже в 60-е годы XIX в. принятое властями для использования в «Кохинхине». Оно призвано было разрушить связи с Китаем, а также, возможно, и с коренным прошлым, сделав недоступными для нового поколения колонизированных вьетнамцев династические хроники и древнюю литературу[312].

вернуться

306

Это привело, inter alia, к появлению на период жизни одного поколения (1930–1951?) Индокитайской коммунистической партии, в которой некоторое время участвовали молодые люди, чьими родными языками были вьетнамский, кхмерский или лаосский. Сегодня создание этой партии иногда трактуется просто как выражение «векового вьетнамского экспансионизма». На самом же деле, это было детище Коминтерна, созданное на базе образовательной (и, в меньшей степени, административной) системы французского Индокитая.

вернуться

307

Эта политика талантливо и глубоко проанализирована в работе Гейл Парадайс Келли «Франко-вьетнамские школы: 1918–1938». К сожалению, внимание автора сосредоточено исключительно на вьетнамоязычном населении Индокитая.

вернуться

308

Я использую такую, быть может, неуклюжую терминологию с тем, чтобы подчеркнуть колониальное происхождение этих единиц. «Лаос» был собран из группы враждующих княжеств, причем больше половины лаоязычного населения осталось в Сиаме. Границы «Камбоджи» не соответствовали ни историческим границам какого бы то ни было доколониального государства, ни границам расселения кхмероязычных народов. Несколько сотен тысяч таких людей оказались собраны в «Кохинхину», сформировав со временем отдельную общность, известную нам как кхмер-кром («нижние кхмеры»).

вернуться

309

Эту цель они преследовали и тогда, когда создавали в 30-х годах в Пномпене École Supérieure de Pali — церковный колледж, в ко тором учились монахи, говорившие как на кхмерском, так и на лаосском языках. Попытка отвратить взгляды буддистов от Бангкока, похоже, не вполне удалась. В 1942 г. (вскоре после того, как Сиам вернул с помощью японцев контроль над значительной частью северо-западной «Камбоджи»), французы арестовали одного почтенного профессора Школы якобы за хранение и распространение «подрывной» тайской учебной литературы. (Скорее всего, речь шла о тех откровенно националистических учебниках, которые издавались вопиюще антифранцузским режимом фельдмаршала Плаека Пибунсонграма (1938–1944)).

вернуться

310

David G. Marr, Vietnamese Tradition on Trial, 1920–1945, p. 146. He менее тревожным было появление контрабандных китайских переводов сочинений таких неудобных французских авторов, как Руссо. (Kelly, Franco-Vietnamese Schools, p. 19.)

вернуться

311

Создание окончательной формы этого письма обычно приписывается одаренному лексикографу Александру де Роду, который в 1651 г. опубликовал свой знаменитый Dictionarium annamiticum, lusitanum et latinum.

вернуться

312

«[Большинство] французских колониальных чиновников конца XIX века… были убеждены, что для достижения постоянного колониального успеха необходимо строго сократить китайское влияние, в т. ч. со стороны системы письма. В лице конфуцианских ученых миссионеры часто видели главное препятствие на пути полного обращения Вьетнама в католичество. А потому искоренить китайский язык одновременно значило, по их мнению, изолировать Вьетнам от его наследия и нейтрализовать традиционную элиту». (Marr, Vietnamese Tradition, p. 145.) Келли цитирует слова одного колониального писателя: «в результате, уже одно только преподавание куок-нгы… будет иметь следствием приобщение вьетнамцев исключительно к французскому письму, литературе и философии, которые мы желаем им [привить]. Только те [сочинения], которые мы считаем для них полезными и легко усваиваемыми, мы и переводим на куок-нгы». Kelly, Franco-Vietnamese Schools, p. 22.