Он родился в Фивах, был учеником
Диогена и также знал царя Александ-
ра. Его отец Аскондас был богат и оста-
вил ему двести талантов1.
Однажды Кратес отправился по-
смотреть трагедию Эврипида, и на него
сильно подействовало явление Телефа,
царя Мизии2, в лохмотьях нищего и с корзиной в руках. Тут
1 В Римской империи вес этой единицы массы равнялся массе
воды, которую вмещала стандартная амфора. Во времена Александра Македонского вес серебряного таланта составлял 25,9 кг.
2 Отправившиеся на войну с троянцами греки вторглись в Ми-зию по ошибке, и Телеф был ранен стрелой Ахилла. Сцены мифа о
Телефе изображены на малом фризе Пергамского алтаря.
23
же в театре он встал и громко объявил, что готов раздать всем, кто хочет, свои двести талантов наследства, сам же будет отны-не довольствоваться одеждой Телефа.
Фиванцы приняли это со смехом и собрались перед его домом, но сам Кратис смеялся больше всех. Он выбросил им из
окна свои деньги и прочее имущество, взял плащ из холста, ко-томку и ушел странствовать.
Прибыв в Афины, он стал бродить по улицам, по време-нам отдыхая, приваливаясь спиной к стенам среди человеческих нечистот. Он применил на деле все, чему учил Диоген, но
даже его бочка оказалась ему ненадобной1. Человек, по мнению Кратеса, не улитка и не рак-отшельник. Он жил совсем го-лый, среди отбросов, подбирая корки хлеба, гнилые оливы и
сухие рыбьи кости, которыми наполнял свою суму. Он говорил про нее, что это — обширный и богатый город, где нет ни
бездельников, ни куртизанок, и он доставляет своему владе-телю довольно рыбы, чеснока, фиг и хлеба. Так Кратес носил
свое отечество на собственной спине, и оно кормило его.
Кратес не лез в общественные дела даже чтоб осмеивать их, и он не любил издеваться над царями. Кратес не одобрял по-ступка Диогена, который однажды воскликнул: «Люди, по-дойдите!», а когда те подошли, он стал бить их палкой, при-говаривая: «я звал людей, а не отбросы». Кратес был мягок с
людьми.
Ничто не могло его опечалить. Ему были привычны раны.
Он лишь жалел, что его тело было недостаточно гибко, чтобы
зализывать их, как это делают собаки. Он сетовал также на не-обходимость принимать пищу и пить воду.
По его мнению человеку следовало бы довольствоваться самим собой, обходясь без всякой помощи извне. По крайней
1 Философ Диоген вел жизнь аскета, избрав своим обиталищем
огромный глиняный пифос, который порой называют бочкой.
24
25
26
мере, он не ходил за водой, чтобы мыться. Когда грязь ему на-чинала мешать, он чесался о стену, замечая, что совершенно
также делают ослы.
Кратес редко говорил о богах и не задумывался о них; ему
было все равно, существуют они или нет, ведь они, как он хорошо знал, ничего не могут ему сделать. Кроме того, он им ставил в вину, что они сделали людей несчастными благодаря самому строению человеческого тела — боги повернули им лица
к небу и тем лишив их возможностей, присущих большинству животных, ходящих на четырех лапах. Раз боги решили, что
нужно есть, чтобы жить, — рассуждал Кратес, — они должны
были обратить людям лица к земле, где произрастают злаки; ведь нельзя же кормиться воздухом и звездами.
Жизнь не была к нему благосклонна. У него гноились глаза, так как он не берег их от едкой пыли Аттики1. Неизвестная накожная болезнь покрыла его тело коростами. Он рас-чесывал их ногтями, которых никогда не стриг, и находил, что
так получает двойную выгоду — стирает ногти и в то же время
получает облегчение. Длинные волосы стали у него похожими
на плотный войлок, и он растрепал их по голове, чтобы защищаться от солнца и дождя.
Когда Александр2 пришел на него взглянуть, Кратес ему не
сказал ни одного остроумного слова, но отнесся к нему так же, как и к прочим зрителям, не делая различия между царем и
толпой. Он не высказывал никаких суждений о великих. Они
интересовали его так же мало, как и боги. Его занимали только люди в целом и вопросы как можно прожить с наибольшей
возможной простотой. Ругательства Диогена смешили его так
же, как и его попытки менять чужие нравы. Кратес ценил себя
1 Аттикой (то есть «прибрежной страной») называют юго-восточную область Центральной Греции.
2 Имеется в виду Александр Македонский.
27
слишком высоко, чтобы опускаться для таких вульгарных забот. Он переделал изречение, изображенное на фронтоне
Дельфийского храма, и говорил: «Живи сам по себе»1. Самая
мысль о каком-нибудь верном знании казалась ему нелепой.
Он изучал только связь своего тела с тем, что для него необходимо, и старался ослабить ее, насколько возможно. Диоген ла-ялся, как собака, но Кратес как собака жил.
Был у него ученик, по имени Метрокл, богатый юноша из
Маронеи2. Сестра его, прекрасная и знатная Гиппархия, в Кратеса влюбилась.
Достоверно известно, что, движимая любовью, она к нему
явилась. Это кажется невероятным, но это так. Ничто не от-вратило ее, — ни нечистоплотность киника3, ни его совершенная нищета, ни ужасное общественное положение. Он предупредил ее, что живет как собака на улице и подбирает кости в
грудах нечистот. Он сказал ей заранее, что в их жизни не будет
ничего скрытого, и он будет брать ее при всех, когда захочется, как кобели поступают с суками. Гиппархия на все это дала со-гласие.
Родители пытались ее удерживать, но она пригрозила им
самоубийством, и они отступились. Гиппархия покинула от-чий дом, и нагая, с распущенными волосами, прикрытая од-1 На стенах дельфийского храма было семь надписей: «Познай
себя самого», «Ничего сверх меры», «Мера важнее всего», «Всему свое время», «Главное в жизни — конец», «В многолюдье нет
добра» и «Ручайся только за себя». Речь о последнем высказыва-нии.2 Маронея находилась в Восточной Македонии; современное
название — Марония.
3 Киниками (по холму Киносарг в Афинах) называли представителей одной из философских школ Древней Греции, которые
стремились достичь духовной свободы, отказываясь от материаль-ных благ жизни. Киническая философия породила позже термин
«цинизм».
28
ной лишь старой дерюгой, стала жить с Кратесом, одеваясь подобно ему. Говорят, у нее был от него ребенок, Пазикл, однако
доподлинно об этом неизвестно.
Гиппархия была добра и сострадательна к бедным. Она гла-дила болящих руками и без малейшего отвращения зализы-вала у страдальцев кровоточивые раны, будучи убеждена, что
они для нее то же, что овца для овцы или собака для собаки.
Когда было холодно, Кратес и Гиппархия спали вместе с бед-няками, прижимаясь к ним и стараясь дать им часть теплоты
своих тел. Из тех, кто к ним приближался, они не выделяли
никого. С них было довольно, что это — люди.
Вот все, что дошло до нас о жене Кратеса. Мы не знаем, когда и как она умерла. Ее брат Метрокл преклонялся перед Кратесом и стал его последователем. Однако у него не было долж-ной невозмутимости. Его здоровье было нарушаемо посто-янными ветрами1, которых он не мог сдерживать. Метрокл