Воображала поднимает голову.
Некоторое время они молча смотрят друг на друга, Анаис — с легкой снисходительной улыбочкой, Воображала — с быстро меняющимся выражением, безучастным поначалу, потом раздраженным, озадаченным, и, наконец, радостно-удивленным.
Анаис чуть заметно дергает подбородком в сторону двери.
Проблеском — корабль. Шум моря. Белые паруса наливаются розовым, потом — алым. Секундная задержка камеры — на центральной мачте три флажка морского семафора. «Следую своим курсом».
Наложение изображений и шумов. Сквозь накатывающие волны видно, как Воображала встает, делает шаг вперед. На алом шелке парусов проступают аккуратные черные горошины, цвет парусины постепенно светлеет, вызолачивается до ярко-оранжевого. Плеск воды о деревянный борт, шум прибоя накатывает. Стихает.
Легкий стон. Шорох.
Воображала оборачивается, обрывая сдвоенность изображений и шум моря. Опускается на корточки. В ее руках — кружка-поилка.
Врач неподвижен, дышит ровно.
Воображала растерянно оглядывается, но Анаис в камере уже нет. В бронестекле мигают отблески разноцветных огоньков с пульта. Сначала они красно-оранжевые. Потом красные гаснут…
Мигают красно-оранжевые огоньки разложенной на полу новогодней гирлянды. В углу — большая пушистая елка, уже частично украшенная. У стола — Конти с ложки кормит Анаис — той года полтора. Черные ползунки в алый горох, кружевной слюнявчик, невозмутимое личико с очень яркими губами и черной обводкой вокруг узких глаз.
Конти говорит вполголоса:
— Когда же ты у нас заговоришь-то, а?..
Воображала (ей около восьми, голубая бескозырка, оранжевая тельняшка), сидя на полу, нанизывает на шнурок морские сигнальные флажки. Растягивает низку:
— А это?
Конти бросает косой взгляд:
— Ложусь в дрейф, жду инспекцию, дайте подтверждение, приветствую.
Воображала, закатив глаза, падает на пол, хохочет.
— В дрейф ложусь, я сказал, а не на пол!..
Воображала хохочет еще сильнее, дрыгает ногами. Хватает горсть флажков, швыряет пару вверх, ловит их ногами на ребро:
— А это?
Конти косится:
— Если перевернуть — то это будет Новембер Чарли. Ну, что-то типа СОС.
Воображала делает большие глаза, сочувственно кивает головой и говорит торжественно:
— Бульк!.. А если так?
Взлетевшая охапка флажков рассыпается, зависает, вытягивается, как по ниточке. Обматывает елку длинной спиралью. Конти критически осматривает флажки. Хмыкает:
— Бред собачий. Хотя вон там — предупреждение о неприятеле, пожелание счастливого пути и отказ навигационной системы. А слева — заверение о неприкосновенности вызываемых на переговоры парламентеров, усиление срочности и карантин.
— А так?..
Вторая спираль закручивает вокруг елки оставшиеся флажки, три шнура повисают на стенах. Оставленная без присмотра Анаис достает из коробки с украшениями самый большой шар — алый в черную крапинку.
— А, не знаю… — Конти собирает со стола детскую посуду на поднос, сдвигает в угол, — Займись лучше шариками, пока Анаис их все не раскокала.
Воображала оборачивается, смотрит сначала на Конти, потом на Анаис, говорит со странной интонацией:
— Она — не раскокает…
Конти не замечает напряжения в ее голосе — он занят откатыванием стола к стенке. Пожимает плечами:
— Но ведь и не повесит же!
Воображала фыркает многозначительно:
— Это уж точно!..
Звучащее в ее голосе неодобрение замечает даже Конти, оборачивается:
— Как тебе не стыдно! Она же маленькая!..
— Маленькая, маленькая… Всегда она у тебя маленькая! А я, между прочим, в ее годы…
— Не бухти! Ты в ее годы тоже была не подарок!
— Все равно не честно! Пускай бы день она маленькая, день я, а то все время она, да она… — продолжая ворчать, ногой сдвигает оставшиеся на полу флажки. Их три.
— А это?
Конти смотрит. Трет подбородок. Кривится:
— А-а-а… Следую своим курсом… Мерзкий сигнал. Приказ ни во что не вмешиваться.
— Почему?
— Почему, почему…Потому что приказ! Следую, понимаешь ли, своим курсом согласно полученному приказу, и плевать, тонет там кто-то или нет… Не приставайте с глупостями, курсом своим я следую…
Некоторое время Воображала думает.
— В смысле — до лампочки? Пошли все на фиг?
— В смысле…
— Но ведь это подло, разве нет? Их потом накажут, да? Ну, если поймают, конечно!
— В том-то и штука, что не накажут. Приказ у них был такой — курсом своим следовать, ни на что не отвлекаясь.