— А что?! Неплохая, между прочим, идея!..
Морщится, меняет тон:
_ Да нет, конечно, ты прав. Так не годится… Но можно же что-то придумать. Всегда можно что-то придумать… Ну, например, буду богом по совместительству, чем плохо? И никто ничего не будет знать! Вы оба все первыми забудете, я уж постараюсь. Ты еще будешь приходить к нам на выходные, трепать меня по щеке на правах старого друга семьи и угощать мороженым. А я больше не буду дурой. Вы ничего и не заподозрите, я буду очень осторожной. Буду учиться в школе. Как все. Такая игра, наверное, будет даже интереснее, чем в открытую…
— Но ты-то сама… Ты-то сама будешь помнить.
Пауза.
На этот раз — очень долгая.
Воображала вбирает в грудь воздуха, собираясь что-то возразить. Но ничего не говорит. Выдыхает осторожно. Улыбка высокомерно-неприязненная. Врач продолжает — тихо, почти шепотом:
— Будешь помнить. Все время. Помнить. Что все это — ложь. Фальшивка. И выхода нет. Можно только притворяться и дальше. Все время — притворяться. Потому что иначе — уже никак… А всемогущество — оно ведь палка о двух…
Воображала с перекошенным лицом швыряет в стенку непонятно откуда взявшуюся огромную фарфоровую вазу, разноцветные осколки ярким фонтаном разлетаются по камере:
— Да знаю я!!!
Сникнув, садится у стены на пол.
— Ладно. Убедил. Хотя и жалко — когда еще такая роль подвернется!.. Ай, ладно, мороки тоже до фига, была халва…
Ерзает, устраиваясь поудобнее (локти на коленках, подбородок на переплетенных пальцах). Пол камеры теперь разграфлен на черно-белые клетки, врач в черном сидит в одном углу, Воображала — в другом, оранжевой футболки не видно за белыми коленками. Рядом с ней громко тикают шахматные часы. Воображала протягивает руку, нажимает на кнопку. Тиканье смолкает.
— Но ведь я могу и иначе. Проще. Гораздо проще. Как с тем автобусом… Думаешь — так труднее?.. Не-а! Это память исправлять труднее, а в жизни все проще. Даже напрягаться особо не надо, факторы там всякие учитывать… Совсем. Р-раз! И — всё. Никаких кошмаров. Никаких богов. Я и сама забуду всю эту чушь, которую тут навоображала…
Пауза. Осторожный вопрос врача:
— Думаешь — это поможет?
— …
— Ну вот видишь… Ты и сама понимаешь. Пара месяцев. Или лет. И все повторится. Ты не сможешь быть такою, как все. Ты даже притвориться такою не сможешь. Ты — другая…
Тонкий детский голосок:
— Папа, фрау Марта похожа на женщину-вамп, правда?
Сидящий за обеденным столом Конти роняет вилку прежде, чем начать с преувеличенным усердием всматриваться.
— Привет!
Стоящего у лестницы Конти ударяет между лопаток яркий мяч. Он оборачивается, вздрагивает, роняет портфель:
— П-привет…
Лицо растерянное.
Конти стоит у дверей дома. Тянется к ручке. Замирает. Опускает руку. Садится на ступеньки, закрывает лицо руками…
— Папа, у меня для тебя сюрприз!!!
Конти дергается, глаза расширены, лицо затравленное.
Громкое тиканье шахматных часов (во весь экран). Голос врача (в нем явственно звучит усталая и почти привычная неприязнь):
— Вот поэтому-то ты до сих пор и здесь… Все остальное — чушь собачья. Отговорки. Да ты и сама это понимаешь, ты же не идиотка. Раз до сих пор здесь — значит, понимаешь… Просто ведешь себя, как страус — сунула голову в песок и думаешь, что все в порядке и никто-то тебя, бедную, не видит…
Голос его гулко отдается от серых стен, сложенных из крупных камней. Высоко под потолком — узкое окошко с допотопной решеткой, сквозь нее виден кусочек неба. Камера теперь напоминает глубокий каменный мешок или башню, в ней нет ни углов, ни дверей. Голос Воображалы, такой же усталый и неприязненный:
— Заткнись…
Беззвучный смех врача, больше похожий на кашель. Крик чайки за окном.
— Голову в песок — это очень удобно… Но так нельзя — всю жизнь. Не получится… И когда-нибудь ты наберешься смелости признаться самой себе, что убегать тебе больше некуда. И вот тогда… Именно тогда. Ты станешь работать на них. На свой оживший кошмар. Как они и хотели. Но тольк — уже вполне осознанно…
За узким окошком — пронзительно-яркое небо. Шум прибоя. Яркое солнце.
Мельком — две лежащие валетом фигурки глубоко на дне мрачного каменного колодца. Гулкий звук падающих капель. Голос Воображалы:
— Я могу вернуть все к самому началу…
Шум прибоя. Ослепительный блеск прямо в камеру, потом тускнеет, дробится, рассыпается брызгами на мокрых камнях.