Но такова та цена, которую нам придется заплатить за возвращение словам смысла.
Глава 1. Введение в эпистемологию города
Кэролин Стил и тест на урбанизм
Каждое существо безмолвно взывает о том, чтобы его прочли по-иному…
Как мы мыслим город? Как гигантский контейнер, наполненный людьми, зданиями, машинами и деньгами? Как текст, требующий компетентной и скрупулезной интерпретации? Как двигатель, в котором все элементы взаимосвязаны, а энергия преобразуется в работу с определенным коэффициентом полезного действия? Как поле боя, театральную сцену или шахматную доску? Когда в мае 1952 года в городе Баффало умер Л. Вирт – один из самых ярких представителей Чикагской школы в социологии и автор бессмертной работы «Урбанизм как образ жизни» [Вирт 2016] – журнал Time разместил следующий некролог: «…в возрасте 54 лет скончался от сердечного приступа доктор Луис Вирт, социолог из Чикагского университета, считавший современный большой город одним из печальнейших порождений цивилизации и однажды сказавший: „Или мы подчиним этот угрожающе сложный организм, или он нас раздавит“» [Time 1952: 47, цит. по Николаев 2005: 4]. Сам Вирт вряд ли был повинен в чрезмерной эксплуатации метафоры «Город как Животное». Напротив, его работы сегодня становятся источником новых теоретических инсайтов именно потому, что способствуют решению стоящей перед современными урбанистами и социологами задачи: научиться мыслить город иначе. Но безупречная в своей пошлости метафора «Город как Животное» навязала автору некролога образ гигантского живого организма, требующего укрощения, одомашнивания и ухода.
Откуда берутся такие метафоры? Диктуют ли их сами города? И тогда Чикаго – это действительно большой организм, Иерусалим – текст, Нью-Йорк – поле боя, Детройт – (сломанный) двигатель, Пермь (в недавнем прошлом) – театральные подмостки, а Пенза – видимо, контейнер (с людьми и зданиями, но без денег). Если так, то задача исследователя – вчитаться в город, увидеть за наслоениями повседневных рутин, неспецифичных элементов, случайных событий и вездесущих отпечатков глобализации то, что и составляет его собственную, скрытую от взгляда горожанина, «подлинную сущность».
Чарльз Лэндри: креативный урбанист посещает Монпелье
Монпелье – восьмой по величине город Франции, любимый туристами за множество хорошо сохранившихся памятников архитектуры и характерный южно-французский колорит. Однако посетивший его в конце ХХ века Чарльз Лэндри – создатель концепции «креативного города» и звезда урбанистического консалтинга – сразу же разглядел в нем нечто большее:
Посещение Монпелье показывает, насколько легко может город поведать о своих приоритетах. Знак в аэропорту приветствует гостей на дюжине языков, что означает: «Монпелье – международный город». По дороге в центр знаки рассказывают о планах посадки деревьев и создании велосипедных дорожек. По сути дела, тебе сообщают: «Монпелье – экологический город». Дальше путь проходит через кварталы, где улицы носят имена Альберта Эйнштейна и Альфреда Нобеля. Вывод напрашивается: «Монпелье – город новых технологий». На центральной площади стоит диагностический автофургон, провозглашающий: «Монпелье – здоровый город». Действительно, как выяснилось в ходе бесед с городским руководством, ключевые стратегии Монпелье – стать международным, инновационным, экологичным и здоровым городом [Лэндри 2011: 33].
Способность читать город именно таким образом вызывает одновременно восхищение и подозрение. Посетивший Монпелье за двести лет до Чарльза Лэндри Денис Фонвизин прочитал этот город несколько иначе: «Монпелье можно назвать по справедливости больницею, но такою, где живут уже выздоравливающие. Как приятно видеть людей, у коих на лице изображена радость, ощущаемая при возвращении здоровья» (не преминув, впрочем, добавить, что улицы города «узки и скверны») [Фонвизин 2012: 127].