Нетрудно убедиться, что это картографическое преобразование переводит Москву в окрестности Мекки (и наоборот), Рим – в окрестности Кабула, а остров Ашур-Аде в Каспийском море, на котором Хлебников планировал устроить резиденцию Председателей Земного шара, – к берегам Пелопоннеса. В целом происходит очевидная замена центров Запада на центры Востока, вырисовывается объединение веток различных цивилизаций.
Это преобразование четко атрибутируется Хлебниковым, ибо он мечтал о таком экуменическом единении и, в частности, будучи русским поэтом, искал осуществления своей пророческой миссии внутри исламской традиции во время анабасиса в составе агитотдела Персармии, выполнявшей установку Троцкого о розжиге искры мировой революции на территории Гиляна, северной иранской провинции.
Хлебников всю жизнь работал над «Досками судьбы» – книгой, идея которой наследует старинному калмыцкому гаданию по бараньей лопатке, уходящему корнями в буддийские традиции. Самый интенсивный период работы совпал с пребыванием поэта в Персии, которая интересовала его с юных лет как некий исход из реальности в райские наделы свободы и живого религиозного чувства, где возможно полное осуществление его футуристического предназначения. В «Досках судьбы» Хлебников пытался вывести «формулу времени» и связать ею значимые исторические события. Поэтому его интересовала исламская традиция, согласно которой исламский мессия – махди – явится в мир Повелителем времени.
16 января 1922 года в Москве, за полгода до смерти, Хлебников записал в «Досках судьбы»: «Чистые законы времени мною найдены 20 года, когда я жил в Баку, в стране огня, в высоком здании морского общежития, вместе с <художником> Доброковским. <…> Я хотел найти ключ к часам человечества… Земная кора рассечена струнами шара, и они звучат как в пространстве, так и во времени».
«Струны шара» – это локсодромы, меридианы и параллели. Вышеизложенное предположение провоцирует проанализировать материал «Досок судьбы» с точки зрения картографических преобразований, попробовать найти ему пространственные соответствия. Но и без того можно предположить, что ключ к структуре мышления Велимира Хлебникова связан с преобразованием относительно центра симметрии дельт двух великих рек, орошавших сады двух цивилизаций. Этот русский поэт, в отличие от большинства современников, находился на острие луча времени, проникавшего в XX век, высвечивая его апокалиптические битвы и с ними – научные открытия, революционное развитие мысли.
Разведывая структуру исторического времени, он прощупывал структуру пространства, тем самым обнаруживая и выращивая в ней райские сады смысла человеческого существования.
Мое детство прошло среди роз. В бабушкином саду были высажены десятки розовых кустов. Бабушка не давала розам осыпаться – выходила в сад с медным тазом и собирала в него лепестки для варенья. Самый удивительный сорт назывался – хорасанским. Урожденная в почве, упокоившей Фирдоуси, Омара Хайяма и имама Резу, эта роза казалась удивительной: отчасти телесного оттенка, очень плотная, но настолько нежная, что была словно тончайшим символом тела. А запах такой, что увязаешь в сердцевине, как шмель: нет сил оторваться, совершенно необъяснимо, как он действует – если бы девушка так благоухала, это не было бы столь привлекательно. Девушки должны пахнуть как-то иначе. Я бы предпочел нотку камфоры, такой сердечно-обморочный аромат. На то они и девушки, а не цветы.
Я знал каждое дерево в нашем саду. Я и сейчас помню, какова кора каждого на ощупь.
Шпанская вишня – крупная, сладкая, каждая ягода – драгоценней любой конфеты. Глянцевитая местами кора, сочащаяся янтарными слезами смолы, в которые попадали наездники и осы.
Огромная абрикоса, тянувшая от забора ствол к крыльцу, осеняя его кроной. После штормовой ночи нужно было аккуратно открывать дверь и потом на корточках над ковром оранжевых плодов расчищать себе путь к садовому крану, чтобы умыться.
Инжир – десяток смоковниц, дававших медовые упоительные плоды. При первом августовском урожае я примечал поспевавшие и каждое утро пробегался по саду, чтобы проверить – не пора ли сорвать.
Хурма пылала в ноябре в изумрудной своей кроне закатными солнцами огромных просвечивающих от сочности плодов.
Алыча – с похожими на полную луну плодами, заполнявшими рот сладчайшим густым соком, если только надкусить тонкую кисловатую кожицу.