Вишневый сад – сам по себе объект баснословный, мифический, – и на эту неглавную его черту указывают сведения о том, что в Европе вишня впервые появилась благодаря гурману и устроителю кулинарно-пиршественных оргий Лукуллу, привезшему ее из Персии. Главное же значение его, вишневого сада, смыслового облака в том, что цветущие вишни для героев пьесы оказываются пространством загробной жизни.
В «Черном монахе» – своего рода гимне проклятий в адрес провидения, стоящего за спиной художника не то с мечом, не то с пальмовой ветвью виктории, – тоже есть сад, но яблоневый, весь в цвету: в заморозки в полнолуние он окутан дымом костров, разведенных садовником, спасающим цвет и урожай.
Сады римских придворных – Саллюстия, Лукулла, который более известен как ценитель соловьиных язычков, чем как тот, кто подарил Европе вишню, – вошли в моду. Среди них была и вилла императора Адриана, не отпускавшая его от себя на протяжении всего правления империей. Именно отсюда, близ пруда, отражающего холмы и пинии, Адриан руководил захватом Британии и отдавал приказ о подавлении Великого иудейского восстания, означившего наступление новой эры. Ибо именно с этого момента центростремительный иудаизм периода Второго Храма, преобразовываясь в иудаизм раввинистический, обрел свою центробежную экстенсивную составляющую в виде новой еврейской секты – христианства.
Название библейской местности Гефсимания происходит от ивритского «гат шманим», то есть «масличный пресс»: это местность у подножия Масличной горы, в долине Кидрон, расположенной восточнее Старого города. Во времена Второго Храма так называлась вся долина, ниспадающая с подножия Масличной горы, на которой, по преданию, произойдет воскрешение после Страшного суда.
Здесь когда-то произрастал обширный оливковый сад, часто использовавшийся как место молитвенных медитаций. В современном иудаизме эта традиция распространена до сих пор: каббалисты ценят ночное время и часто отводят его для мистического созерцания перед ликом луны, движущейся над хороводом деревьев. Цель этих медитаций может быть разной, но суть их одна: вслушивание в мироздание, попытка найти бессловесный ответ на краеугольные вопросы существования.
Гефсиманский сад – точнее, его остатки, состоящие из нескольких десятков древних олив, почитается христианами, потому что Иисус и его ученики приходили сюда для молитвенных бдений. Здесь же, согласно Евангелиям, в ночь предания в руки Понтия Пилата молился Христос, пытаясь получить ответ о своей участи.
Оливы не растут в вышину. Старое дерево может достигать нескольких обхватов и похоже на приземистого великана с узловатым мускулистым торсом, чья корявость и складчатость напоминает огромный мозг. Он осенен скромной кроной и стоит среди камней вечности нерушимо и величественно, подобно живому алтарю.
Расщепление реальности на опыт и представление порождает метафору как основной инструмент познания. Опыт творчески устанавливает связь между пережитым (перцепцией) и умозрением. Воображение есть источник абстракции.
Только абстракция дает возможность возникнуть теории и с ее помощью навести мостик между разумом и мирозданием.
Когда мощные, головокружительные, малодоступные модели мироздания, порожденные интеллектом, оказываются «истиной», то есть чрезвычайно близкими к реальному положению дел во Вселенной, это говорит о том, что разум, созданный – как и прочие части целого – по образу и подобию Творца, естественным способом воспроизводит Вселенную – по обратной функции подобия; и проблема строения мироздания формулируется как поиск своего рода гомеоморфизма, соотнесенного с этим преобразованием подобия. Иными словами: то, что разум способен создать теорию, и есть доказательство существования Всевышнего.
Метафора бывает точной и неточной и тесно связана с категорией истинности, участвующей в создании (творчестве) нового смысла.
Воображение не могло возникнуть из личностной нормы. Личность развивается, только находясь в неравновесном состоянии. Чтобы сделать шаг, тело должно выйти из равновесия и начать контролируемое мышцами и скелетом падение.
Суть развития личности – «Я» – в его нетождественности самому себе.
Воображение всегда рождается контролируемым расщеплением, отклонением от нормальности.
Контроль осуществляется как раз категорией истинности, то есть соотнесенным с общезначимым представлением о мироздании.
В противном случае мы имеем дело с ложью, основой клинической ненормы.