Де Кок, Бензьен, Уильямсон и Ферстер были пешками в руках генералов и правителей апартеидной страны. За все их преступления должны отвечать те, кто старался держаться подальше, кто дал им неограниченные возможности применять орудия смерти и какое-то время окутывал их славой. Приговор Эйхману, несомненно, является моральным ориентиром.
Разоблачения относились не только к годам, предшествовавшим снятию запрета на АНК в 1990 году, но и к последующему периоду. Число погибших после 1990 года превышало четырнадцать тысяч человек, а двадцать две тысячи человек были ранены. Это вдвое превышало число убитых по политическим причинам в предыдущие сорок два года апартеида.
Оперативники «Вулы» Чарльз Ндаба, Мбусо Тшабалала и другие несчастные, останки которых были выкопаны на «полях смерти» в Нагане, должны быть прибавлены к этой статистике. Согласно Мэттью Фосе, присутствовавшему при многих этих печальных эксгумациях, было около 200 секретных захоронений.
Большинство разоблачений исходило от бывшей секретной полиции. Из прежней армии пришли немногие. Они держались тесным кружком, крепко поддерживая друг друга и действуя по принципу: «ничего не помню». Однако мы ещё посмотрим, сколько времени будут спрятаны «армейские» скелеты.
В рамках комиссии про примирению и выяснении истины я дебатировал с генералом Констандом Фильюном, лидером «Фронта свободы». Как командующий сухопутными войсками с 1976 по 1980 год, а затем преемник Магнуса Малана на посту командующего вооружёнными силами ЮАР до 1985 года, он был хорошо осведомлён о роли военных и об их зарубежных рейдах. Тема дебатов называлась так: «Дебаты о справедливой войне и примирении».
Фильюн понравился членам АНК своей честностью и стремлением к сотрудничеству и часто получал вежливые аплодисменты наших депутатов. Я отнёсся к нему с уважением и мы часто обменивались мнениями по оборонным вопросам. Однако с разочарованием я выслушал его аргументы, что вооружённая борьба АНК не подходит под определение справедливой войны. Фильюн явно был честным человеком, но то, что через три года после создания демократического государства и при всех тошнотворных разоблачениях в отношении служб безопасности он продолжал придерживаться таких убеждений, заставляет меня усомниться, сможет ли кто-нибудь из его поколения когда-то по-настоящему преодолеть свои предрассудки.
Глава 28. Три обезьяны
Парламент, май 1997 года
Несмотря на эти мрачные разоблачения, бывший президент Ф. У. Де Клерк продолжал отрицать ответственность своего правительства. Он заявил, что зверства были работой «неизвестных бандитов» и «гнилых яблок».
Я заявил прессе, что открывшиеся сведения о Чарльзе Ндабе и Мбусо Тшабалале, связанных с «Вулой», были самым убедительным свидетельством, которое когда-либо появлялось, о том, что Де Клерк во время переговоров, по-видимому, участвовал в двойной игре. Возможно, что он санкционировал уничтожение его оппонентов. Я имел в виду его осуждение так называемого «Заговора Вула» и того факта, что, по собственному признанию Де Клерка, руководители секретной полиции его информировали. Как же он мог утверждать, что ничего не знал? Я задал два вопроса: «Если он знал всё, что происходит, как он публично утверждал во времена арестов по делу «Вулы», то это означало, что он, очевидно, давал разрешение на «устранение» оппонентов зловещей группировкой, а затем снимал с себя ответственность? Если же, однако, он не знал, тогда он, несомненно, пренебрегал своими обязанностями, поскольку это означало, что он не потрудился выяснить факты о судьбе арестованных, находящихся в руках его полиции безопасности?» Это особенно важно, поскольку это происходило в самое сложное время переходного периода, когда он утверждал, что вёл переговоры искренне. На основе этого я призвал его подать в отставку ввиду грубого нарушения служебного долга в бытность его президентом страны. То же самое сделали Мак Махарадж и Питер Мокаба. Последний — зам. министра, считался наиболее горячим деятелем АНК, вызвавшим гнев Де Клерка, поскольку назвал того лысым бандитом, с чьих рук капала кровь невинных людей.
Де Клерк ответил угрозой привлечь меня к суду за клевету. Однако вместо подачи иска в суд он подал жалобу в Комиссию по правам человека — вновь созданный конституционный орган, призванный защищать права граждан.
Я немедленно сделал заявление о том, что Де Клерк прибегнул к стратегии, широко известной как «страусиная». На деле он поставил себя в глупое положение, рассматривая заданные мной вопросы как нарушение его человеческих прав. Я добавил, что он выглядел как цыплёнок, спешащий в птичник на насест.
Ожидалось, что все политические партии, в том числе и АНК, дадут показания Комиссии истины об их деятельности во времена апартеида. В нескольких случаях АНК так и сделал, когда его руководство приняло на себя коллективную ответственность за действия своих подчинённых, но объявляя, что наши операции проводились в рамках начатой нами справедливой войны за национальное освобождение. Для кого-то это была горькая пилюля, поскольку преступления апартеида невозможно приравнять к операциям освободительной армии. Однако ради поддержания процесса примирения мы готовы были поступиться собственной гордостью и принять моральную ответственность за действия, приводившие к гибели гражданских людей. Для рядовых бойцов это создавало основания для амнистии за все операции МК.
Когда Де Клерк выступал от имени Национальной партии, он попытался избежать ответственности за её ужасающую историю. Вместо простого акта раскаяния, которого от него ждала Комиссия и вся страна, он упорствовал в стремлении возложить вину на «гнилые яблоки» в силах безопасности и отказался принять вину за их действия.
Когда Комиссия Туту подвергла его прямой критике, его партия ответила попыткой посеять сомнения в её справедливости и объективности, а также угрозой прекратить участвовать в процессе расследования. Они хотели, чтобы Туту извинился за сделанные им замечания и чтобы Борейн — либерал, который стал для них столь же ненавистной фигурой, как любой белый коммунист — подал в отставку. Я шутил с Борейном, что он со своими седыми вихрами и импозантной внешностью не только по виду похож на Джо Слово, но и правые относятся к нему в точности как к Слово.
В результате АНК потребовал внеочередного обсуждения этого вопроса на заседании Парламента. Я был одним из четырёх депутатов Парламента, которые выступали от имени АНК.
Здание Национальной Ассамблеи в Кейптауне имеет интерьер, выполненный в классическом стиле с небольшим фронтоном, опирающимся на белые колонны, и стенами, выкрашенными в терракотовый и кремовый цвета. Это был элегантный «белый слон» времён апартеида. Он было построен для того, чтобы разместить в нем, в соответствии с апартеидной Конституцией, три отдельные палаты Парламента — для белых, цветных и индийцев.
Соответственно, он был достаточно велик для того, чтобы в нём разместился первый демократически избранный Парламент Южной Африки. На посетителя происходящее там производит незабываемое впечатление. Мужчины и женщины, представляющие все этнические группы Южной Африки, зачастую одетые в традиционные, этнические, современные и повседневные одежды, создают гул непринужденного смеха и разговоров перед тем, как приступить к делу. Тридцать процентов депутатов от АНК составляли женщины, так что картина женского представительства была впечатляющей.
Спикер, Френе Джинвала, председательствовала на Ассамблее. Седовласая, всегда одетая в элегантное сари, она являла собой фигуру, бросающуюся в глаза. Она провела в изгнании более 30 лет. АНК имел 252 из 400 мест в Ассамблее. Среди наших депутатов в Парламенте были Билли Нэйр, Кеник Ндлову, Давид Ндавонде и Ибрахим Исмаил. Все они были ветеранами нашей диверсионной кампании в Дурбане в 60-х годах. Все они провели долгие годы в тюрьме. Ещё одним членом Парламента, прежде, чем он поехал послом в Швецию, был Раймонд Саттнер, которого я обучал в Лондоне и которому, как он любит говорить, я «помог попасть в тюрьму». Избраны были в Парламент и оперативники операции «Вула» Джанета Лав, Правин Гордхан и Скотт Мпо.