Холл, конечно, был уже украшен сталактитам и сталагмитами выделений. Ноздреватые стены, свисающая паутина, на которой тренировались молодые особи.
Видимо магазины торгового центра не произвели правильной эвакуации, поэтому тут оставалось навалом всякого барахла. И мне показалось, что червяги распоряжаются всякими предметами довольно осмысленно.
Монстры как-то баловались с детскими игрушками, жрали из консервных банок, сосали из пивных бутылок, валялись на диванах. А еще я увидел некоего предводителя. Вернее двух предводителей. По крайней мере они возлежали на пьедестале из телевизоров и компьютеров. Пьедестал обвивала огромная матка, настоящая королева, чье членистое брюшко достигало в длину десятка метров. Последние несколько члеников, впрочем, отвалились и из них вылетали коварные личинки типа С.
Время от времени к этой троице подползали делегации, от двух до пяти особей. Они дружно срыгивали какую-то творожистую массу, которую матка радостно слизывала. Но один раз, она спокойно сожрала слегка сопротивляющегося члена делегации.
Поди догадайся, что там происходит. Приношение дани, жертвоприношение, суд и экзекуция. А может все это вместе взятое?
Бродило по холлу немало сильно опухших и облезших собак, которые, похоже, едва ли соображали, только пускали слюни – это были, наверное, умственно деградировавшие носители…
Сзади послышалось напряженное трещание панцирных колец. Очередная неприятность – ко мне направлялось трое червяг. Среди них одна матка с вытянутым брюшком – не настолько, конечно, как у королевы внизу. Один червяга резко перескочил на потолок и занял выгодную позицию для атаки.
В меня полетел хобот, я увернулся, пару раз выстрелил и бросился наутек.
Я участвовал в настольном беге и скачках через стеллажи и прилавки, удачно маневрировал среди шкафов, который взрывались за моей спиной, угодив под огненные удары червяг. И оказался в узком коридоре кишечного вида. За ним должна быть черная лестница.
Уже не должна… Один пролет от лестницы только и остался.
Но у меня по счастью есть моток троса на поясе. Завязал один конец на перилах, другой сбросил вниз. Теперь можно съезжать. Однако съехал я метров на пять, не больше.
На перилах возник червяга.
– Не делай этого, не делай, – загорланил я. Но было поздно. Изогнувшимся кончиком хвоста червяга коснулся троса, щелкнул разряд… и я понял, что нахожусь в свободном падении.
Принято в этих случаях издавать протяжный крик. Я уже начал орать, но быстро заткнулся. Мое тело попало в паутину, она меня затормозила, но я по счастью прорвал ее. И в итоге шмякнулся в какую-то противно чмокнувшую грязь.
Чмокнула противно, но зато смягчила удар и не дала мне разлететься на куски. Я, судя по всему, оказался в подвале. А попал в него через пролом в перекрытии. Я пошевелил членами, собрал их воедино, поднялся.
Тот самый подвал, в котором я первый раз в своей жизни встретил червягу. Увы, не в последний. Господи, мне от них уже по гроб не отвязаться…
Но, пока живем, надо искать выход. Здесь по-прежнему все завалено гниющей тарой, залито водой, однако в отличие от прошлого посещения у меня есть инфравизор. С другой стороны терминал шлема почти утратил связь с системой слежения, а в его памяти не было ничего похожего на план подземелий. Да, где-то пятьдесят на пятьдесят, что я выберусь отсюда…
Снизу хлюпает, сверху капает, я бреду на сильно согнутых ногах, все более погружаясь в грязь.
Настроение было кислое, и не только из-за страха за жизнь. Я ведь себя, в общем-то, много лет подспудно настраивал на успех. Я ожидал, что жизнь моя удастся лишь в одном пункте, но зато самом важном. Однако получилось как всегда.
Мне оставалось брести наугад, слушая как стучит кровь в ушах. Но психика, если ей не мешать, сама себя защитит. Психика человеческая сама себя защитит, от всего ужасного отгородит с помощью допаминчика и эндофинчика.
Я уже посторонним, не очень заинтересованным слушателем внимал моим тяжко чавкающим ботинкам.
Наконец, когда я сильно отгородился от реальности, то оценил я колыхания и трепетания, то есть вибрации среды; пульсы внешней жизни вещей и пульсы внутренней. Не знаю, какое отношение это имело к струнам глюонного поля, по которым передаются квантовые состояния, но я в этих катакомбах чувствовал напряженную нечеловеческую жизнь.
Куда ж нам плыть по мошонку в грязи?
Я увидел цепь пузырьков на поверхности ленивого потока.
Пришлось нырнуть в грязь, где инфравизор едва различал силуэты. Однако крюкастую морду я увидел в какой-то паре метров от себя. Она еще не коснулась меня, но уже как будто сдавила меня челюстями. Наверное, надо было поступить иначе, но я психанул и пальнул вакуумно-вихревым зарядом.
Воздушно-грязевой волной меня ударило словно огромной боксерской перчаткой и швырнуло будто соплю из носа великана.
Я, когда очухался, нашел себя в какой-то щели, если точнее в странном канале, который явно прорыли не люди. Его стенки состояли словно из спекшейся земли, промазанной затвердевшим дерьмом.
Я попробовал пошевелиться, и почувствовал многообразную боль в разных членах тела. Нога была явно сломана в пяти местах. Голова тоже ударена, потому что поташнивало, из носа натекло в рот крови, а на шлеме имелась очень приличная вмятина. Если бы без шлема, то голова бы раскололась пополам. Терминал треснул и навеки вышел из строя, линзы разбились, инфравизор накрылся. Фурычил только фонарик установленный на шлеме. Меня было видно издалека, но я боялся выключить его и остаться в полной темноте.
А потом прямо по мне проползли, но не остановились три твари – от этих склизких клешневатых ножек на своей шее, я чуток блеванул, отклонив голову набок.
Затем послышался писк, немного смахивающий на тот, что у котят. Писк приближался. Я с трудом сел, но понял, что на большое не способен. Окостеневшим пальцем я поймал спусковой крючок винтовки, очень сомневаясь, что это поможет.
В сумерках, наконец, показался источник писка – молодая особь, по мягким теплым покровам заметно, что недавно из личинок. При всех отталкивающих чертах было в ней что-то неуловимо-симпатичное. А может, и вполне уловимое. Никаких свисающих соплей, брызжущих слюней. Тонкие жесткие крылышки цвета дымчатого стекла, тельце – как несколько выложенных в ряд коньячных бутылок, голова, похожая на шлем мотоциклиста. Время от времени рукочелюсти червяги, уже немного похожие на губы, раскладывались в длину, хватали что-нибудь, мяли-трепали, но вскоре отпускали.
Особь типа С? То есть тварь того типа, который навсегда остается недоразвитым и вспомогательным? Но, с другой стороны, при вызревании личинки у нее крылышки всегда отпадали. Значит, мутант.
Мы с этой мутантной особью настороженно пялились друг на друга, животное и человек. Рожденный ползать и рожденный летать. Один с жутким страхом, другой с интересом. Внимательная нижняя губа червяги прикоснулась к моему башмаку и как бы через нее послушала меня. Несмотря на то, что палец я держал, где положено, на спусковом крючке, желания выстрелить не возникло. Хотя не исключено было, что мой некогда внимательный организм стал бесчувственной колодой. А потом «слушания» закончились…
Молодая особь отошла, к ней подвалила другая червяга, вполне пожилая, из этих развитых, типа B. Обе червяги зашипели друг на друга.
Стали появляться и другие твари, как типа B так и С. И похоже они были настроены недружественно друг по отношению к другу.
Кончики их хвостов сыпали искрами, челюсти резко раскрывались, брызгала слюна. Это была еще не драка, но демонстрация силы.
Я словно улавливал причину разногласий. Она была во мне, но и не только во мне. Одни хотели меня сожрать, другие… этого я уже не понял.
Внезапно какая-то тварь типа B метнулась ко мне, я выстрелил и промазал…