Он был авторитетом по широкому кругу вопросов — от европейского общего рынка до всеафриканских дел. Он курировал переход к десятичным денежным единицам, был главным консультантом по вопросу об иммиграции, и именно поэтому его кабинет сейчас располагался в Министерстве внутренних дел. Доулишу давал задания он, а не министр внутренних дел.
Марлин сумрачно усмехнулся. Каждое движение, каждый жест этого человека были продуманы, рассчитаны на определенный эффект.
— Доброе утро, Доулиш.
— Доброе утро, — ответил Доулиш.
— Я так понял, что у вас события развиваются, — сказал Марлин.
— Очень печально развиваются, — подтвердил Доулиш.
— Но, я надеюсь, без утечки информации?..
— Насколько знаю, утечки нет.
— Означает ли это, что вы не все контролируете? — требовательно спросил Марлин.
— Да, означает, — ответил Доулиш.
После длинной паузы Марлин произнес:
— Доулиш, вам хорошо известно, что расследованием этого дела поручено заниматься мне. Именно это расследование необычайно серьезно по своей ответственности. Я не могу быть удовлетворен, когда высшее официальное лицо прямо докладывает мне, что потеряло контроль хоть над частью этого дела.
— Я не потерял контроля, сэр, — сказал Доулиш.
— Это какая-то игра словами.
— Я никогда этого контроля не имел, — продолжал Доулиш. — Вы меня никогда не вводили полностью в курс дела, полного доверия ко мне не было.
— Вам было дано по возможности ясное объяснение необходимой секретности и четко разъяснена вся серьезность этого расследования. И вам поручено найти человека по имени Коллис, известного полиции многих стран как чрезвычайно опасный преступник. Вы также знаете, что в этом вопросе я действую от имени министра внутренних дел…
— Да, да, — прервал его Доулиш. — Я хотел бы повидать министра внутренних дел.
— Могу ли я поинтересоваться зачем?
— Я хочу подать заявление об отставке, — просто сказал Доулиш. Он стоял, массивный, неподвижный, свет из окна падал на его светлые волосы и мужественное лицо. — Я больше не веду это расследование, сэр. Если вы хотите, чтобы я рекомендовал кого-то…
— Я хочу, чтобы вы прекратили эту чушь!
Доулиш холодно проговорил:
— Я не привык, чтобы со мной обращались как со школьником.
— Тогда не ведите себя как школьник!
Тень улыбки мелькнула в глазах Доулиша и тут же исчезла. Он не сдвинулся с места, и прошло некоторое время, прежде чем он со спокойной решимостью произнес:
— Вы действительно не умеете обращаться с людьми, правда?
— Доулиш… — Марлин задохнулся от возмущения.
— Вы действительно не понимаете, что для того, чтобы человек мог сделать свою работу как следует, вы должны ему доверять… и он должен доверять своим начальникам. Я не доверяю вам, сэр.
Марлин оперся обеими руками о стол, яростно посмотрел на Доулиша и прорычал:
— Что, черт возьми, вы хотите сказать? Вы не доверяете мне?
— То, что сказал, сэр.
Марлин открыл рот, но ничего не мог произнести. Доулиш смотрел на него сверху вниз, слушал его хриплое дыхание и думал, как далеко он может зайти и как далеко стоит заходить. Он знал, что пытается взломать скорлупу, которую до него никто не пробивал, и еще он сознавал, что рискует не только вызвать недовольство этого человека, но и потерять работу, которая значила для него больше, чем что-либо еще в жизни. Он не вполне понимал, что именно заставило его взбунтоваться, он этого не планировал. Какое-то горькое возмущение пробудилось в нем, когда он вошел в эту комнату, что-то в манере держаться, надменная грубость Марлина вызвали этот кризис, как мчащуюся вниз лавину. И еще, пожалуй, страх слепо пойти навстречу опасности, зная меньше, чем нужно, гораздо меньше, чем стоявший перед ним человек.
Марлин сильно надавил руками на стол и встал. Он подошел к окну, где становилось темнее от надвигавшихся туч, посмотрел на Биг Бен, который был прямо против окна. Прошло довольно много времени, прежде чем он спросил:
— Почему вы мне не доверяете, Доулиш?