— Париж подтвердил принятие вашего сообщения, сэр.
— Распорядитесь, чтобы все подтверждения принимали внизу, ладно? — проговорил Доулиш. Он смотрел и слушал, как Чайлдс, взяв трубку, говорил по телефону, поджал губы, пока тот клал трубку на рычаг, и поинтересовался:
— Как Хортон?
— Он пробыл все время в своем клубе, «Карилон». Пил чай с гостем, который к нему пришел. — Чайлдс расправил плечи. — Я не совсем понимаю, сэр, зачем вы привезли его с собой?
— Я хотел убрать его из Бэнфорда на время основного поиска, — ответил Доулиш. — И еще я хотел поглядеть, как он будет себя вести.
— У вас есть какие-то особые причины подозревать его?
Доулиш склонил голову набок и похоронным тоном провозгласил:
— Просто одна из моих знаменитых догадок.
Чайлдс сохранил невозмутимый вид, но в глазах у него промелькнула улыбка, когда он заметил:
— Я почти не помню, чтобы у ваших догадок не было достаточных оснований.
— У этой основание не слишком основательное, — ответил Доулиш. — Меня рассказ Шейлы Бернс убедил абсолютно. Она была в полном изнеможении, эмоционально разбита, было три часа утра… Я просто не могу себе представить, что она проделала все то, о чем говорят Хортон и его жена.
— Так что вы считаете, что она не убежала, а была похищена? — задумчиво спросил Чайлдс.
— Да, по-моему, именно так, — подтвердил Доулиш. — А если это так, то ее тоже спрятали где-то поблизости. Нам надо побыстрее найти этот тайник.
— И вы думаете, что за всем этим стоит Коллис?..
— Я в этом уверен, — прервал его Доулиш.
— Тогда сомнительно, что эта молодая женщина представляет для него какую-нибудь ценность, и ее, вероятнее всего, не будут скрывать, а убьют, а тело где-то спрячут, — рассуждал Чайлдс.
— Да, — согласился Доулиш, — это еще одна причина не терять ни секунды. В котором часу, вы сказали, прибудет сюда профессор Хопкинс?
— Около семи часов, — ответил Чайлдс. — Вам нельзя ехать в Бэнфорд-Мэнор, не повидавшись с ним. Не так ли, сэр?
— Если я правильно понимаю, Хопкинс должен знать принцип действия этой звуковой волны, — сказал Доулиш. — И он может знать, есть ли от нее достаточно хорошая защита и можем ли мы определить источник распространения этой волны. До тех пор, пока я с ним не увижусь, я, право, не знаю, что дальше делать. — Он откинулся на стуле и продолжал: — Странные существа — люди. Это одно из самых серьезных и опасных дел, над которыми я когда-либо работал, но знаете, что тревожит меня больше самого дела, больше, чем этот проклятый визг? — Когда Чайлдс покачал головой, Доулиш закончил: — Как найти Шейлу Бернс. Если она рассказала мне правду, то ей и без того очень тяжело пришлось.
Чайлдс посмотрел на своего начальника с сочувствием и пониманием и тихо заметил:
— Если бы миссис Доулиш была в Англии, я посоветовал бы вам отдохнуть часок у себя дома, сэр. Ну а так… почему бы вам не пообедать пораньше? Можете пойти в паб за углом. Если понадобитесь, я с вами могу связаться за две-три минуты.
— А знаете, по-моему, вы правы, — прогудел Доулиш и поднялся со стула.
Но и спускаясь в лифте, пересекая двор и направляясь мимо Кеннон-Роу к пабу, в котором предпочитали есть все ярдовские сотрудники, он продолжал думать о Шейле Бернс. Конечно, Чайлдс был прав: ее скорее убьют, чем оставят в живых. Преступник, которого он знал как Коллиса, был самым безжалостным из всех, против кого он когда-либо работал. Но он никогда его не видел, и ни одна полиция не могла его опознать, потому что не было достоверных описаний его внешности. Говорили лишь о его характерном свисте…
— Боже мой! — ахнул Доулиш. — Так, может быть, он потому и похищает людей с такой легкостью? Доводит до обморока звуковой волной? Неужели Шейлу Бернс похитили прямо из коттеджа «Сильвэн»?
Шейла Бернс почувствовала свет. Он не был резким, и все-таки ее глазам было больно. Какое-то время она лежала в полубессознательном состоянии, мечтая, что кто-ни-будь возьмет и выключит свет. Он был где-то далеко над ее головой, и это было все, что она знала.
Спустя какое-то время она неуверенно начала размышлять.
Какие-то мысли, воспоминания проступали постепенно, не вызывая той мучительной боли, которая была раньше, когда она сосредоточивалась на них в разговоре со странным, очень большим мужчиной. Она пыталась вспомнить его имя, но не могла. Она вспомнила как что-то очень давнее, что она ехала по извивающейся проселочной дороге к… Эрику.
Эрик.
Она испытывала непривычное чувство безнадежной отрешенности, как будто что-то внутри нее знало, что она никогда больше не увидит Эрика. Этот эпизод ее жизни завершился. Эпизод? Три года счастливой сладкой горечи, упоения, волнений, блаженства, страха, вины — и все это на грани отчаяния. Она помнила все эти чувства, сознавала, что они были, но не ощущала их, не переживала, что у нее с Эриком не будет больше ничего, не будет нежного прикосновения его рук, не будет трепета обладания.