– Ты всё ещё любишь меня, дорогой? – неожиданно спросила Кареглазка.
Я уставился на неё.
– Почему ты спрашиваешь? Конечно.
– О… – она счастливо улыбнулась. – Я просто хотела услышать это от тебя. В конце концов, ты ведь мог и передумать. Мама мне говорила, что мужчины часто меняют своё мнение, после того как… э… ну, соблазнят девушку.
Мы сидели очень близко друг к другу, но теперь я придвинулся ещё ближе, обнаружив, что если протяну руку чуть дальше, то смогу потрогать её грудь сквозь дыру в платье.
– Просто вспомни, кто был соблазнителем, – сказал я.
В этот момент мимо нас проехал поезд, и возвращавшиеся домой в Паллахакси рабочие махали и свистели нам. Я не стал убирать руку, чувствуя, что поступаю безрассудно.
Наконец мы дотащились до ворот завода и сошли с повозки. Подошёл охранник, подозрительно глядя на нас сквозь проволоку.
– Нам нужно видеть Алика-Берта. Не могли бы вы доложить ему? – настойчиво потребовал я. – Я его сын Дроув, а это Паллахакси-Кареглазка, моя девушка.
Если я ожидал, что при этих словах охранник вытянется по струнке, то ошибался. Он что-то пробормотал и ушёл, потом, спустя довольно долгое время, вернулся и открыл ворота, грохоча засовом.
– Следуйте за мной, – отрывисто сказал он, запирая за нами ворота.
Затем поспешно зашагал прочь.
Пока мы с Кареглазкой спешили следом за ним, я успел оглядеться по сторонам. Везде стояли большие ящики и какие-то ещё более крупные предметы, закрытые брезентом. Рабочих, которые жили в Паллахакси, естественно, много раз расспрашивали о том, что делается на новом заводе, но толку от этого было мало. Насколько они могли понять, большей частью всё обстояло так же, как и на старом заводе, хотя оборудование было более современным. Вспомнив историю с пустым грузовиком, я подумал: что же они делали с конечным продуктом. Строения были не такими простыми, какими представлялись сверху, со склона холма. Над головой тянулись эстакады, а в землю уходили лестницы; я видел цистерны с надписью «спирт» и цистерны с надписью «вода», зелёные двери, жёлтые двери, голубые двери.
Одну из жёлтых дверей охранник распахнул перед нами. Он отошёл в сторону и жестом предложил войти. Мы оказались в небольшой комнате с одним окном, столом и стулом, клеткой для почтовых голубей и высокой этажеркой.
Aольше в этой комнате почти ничего не было, если не считать моего отца, который сидел за столом и смотрел на нас с нескрываемой яростью.
– Надеюсь, у тебя найдётся объяснение своему поступку, – наконец изрёк он.
– Конечно, папа. Я бы не пришёл сюда, если бы это не было столь важно.
– Как простодушный идеалист и дурак, я всё ещё считал важным остановить зарождающуюся гражданскую войну. – Понимаешь, мы с Кареглазкой…
Но отец вскочил на ноги, не в силах сдержать гнев.
– Ты хоть понимаешь, что выставил меня на посмешище, ввалившись сюда в полуголом виде вместе с этой повисшей на тебе шлюхой? И ты ещё смеешь в моём присутствии упоминать её имя? Ты даже посмел притащить её сюда, чтобы все видели? О Фу, я никогда не думал, что настанет день…
– …вокруг Пальца, – тем временем упрямо продолжал я, – и, пока они на нас нападали, «Изабель» всплыла на поверхность. Нам удалось подплыть к ней на лодке, и КАРЕГЛАЗКА СПАСЛА МНЕ ЖИЗНЬ, а потом мы посмотрели на…
– Что ты сказал?
– Я сказал, что Кареглазка спасла мне жизнь. Кареглазка.
– Ты хочешь сказать, что «Изабель» всплыла?
– Именно. Я уже рассказал об этом в городе, и они прямо сейчас организуют спасательную экспедицию.
– Ты им рассказал… что?
Внезапно он замолчал, глядя на меня широко открытыми глазами, и мне потребовалось лишь мгновение, чтобы понять, что его испугали, ужасно испугали мои слова. В минуту он стал старым, примерно таким, какой была тётя Зу, когда срывала с меня одежду, каким был Хорлокс-Местлер, когда шёл навстречу собственной смерти. У меня что-то сжалось в груди, когда я понял, что на этот раз между нами не просто очередной скандал. На этот раз что-то было не так, страшным образом не так.
– Ждите здесь, – наконец вымолвил он. – Ждите здесь оба. – Он выбежал из комнаты, захлопнув за собой дверь.
Кареглазка смотрела на меня, и в её глазах тоже стоял страх.
– Извини его, дорогая, что он назвал тебя такими словами.
– Что-то не так, Дроув. Я не думаю… я не думаю, что эти пушки вообще предназначались для города. Кажется, отец Ленты был прав: они были нужны парлам здесь. Но на этот раз твой отец знает, что Паллахакси будет за них сражаться.