Сухарев был настойчив в доведении этой информации до Вермайера. Вызвал к себе в кабинет, где, вместе с какой-то магичкой, тоже вроде, Сухаревой, добрую половину дня полоскал доку мозги, торгуясь за это самое обещание.
Док обещание дал, выторговав себе возможность посмотреть на бои и получить обратно свою родовую вотчину — Оренбург. Заодно ему пообещали, что на наше существование закроют глаза и помогут в восстановлении Оренбурга.
Блеск!
— Док, а нахрена нам Оренбург? Что там вообще сейчас творится? Кто живёт, чем дышат, что делают?
— Найдёнов, ты не понимаешь! — вскинулся Вермайер, — жалованный город — это признание императора! Это официальный статус рода! Это помощь и поддержка на время адаптации и восстановления города и промышленности! Это защита!
Глубоко внутри поднялась волна раздражения, которую я с огромным трудом взял под контроль. Ситуация не нравилась мне категорически. Происходящее было похоже на театр абсурда.
— Док, а что за магичка тебя вместе с директором уговаривала?
— Не знаю, — отмахнулся Вермайер, — первый раз её видел, хотя лицо знакомое. Да какая разница, Найдёнов? Наплевать на неё! Ты понимаешь, что получив свой город, мы можем больше не прятаться по углам? С моей силой и твоими возможностями мы выжжем там всех, кто что-то посмеет нам сказать! Они пожалеют, что уничтожили мой род!
Царапнула фанатичная упёртость дока. Он искренне считал, что род Морозовых мёртв. Не рассматривал даже возможности восстановления рода. А ведь чисто технически, пока жив хоть один представитель рода — род может воспрянуть. И в местной истории такие прецеденты были. Рода уничтожались и восстанавливались. Рода меняли принадлежность к Планам. Рода меняли родовую силу. Рода изменялись, подстраиваясь под возможности, даруемые им ситуацией. Восстанавливались и становились сильнее.
Вермайер даже мысли не допускал, что род Морозовых может быть восстановлен. Морозовы уничтожены. Точка. И эта фанатичная упёртость выглядела очень и очень неприятной. Она была разрушительной, толкая дока на самоубийственные поступки.
Вон, даже если сравнить его с Катей. Долина-Туманного-Предела давала каждому, кто мог к ней обратиться то, что последователь желал. Док отдал всё, чтобы получить силу. Он отдал даже жизнь. Она для него не значила ничего. Лишь помеха на пути к силе.
Катя, наоборот. Она тоже хотела силы, но шла к ней очень и очень осторожно, беря совсем по чуть-чуть и только то, что никак на ней не отобразится. Она инстинктивно отсекала всё, что могло сделать её ещё сильнее, но изменить необратимо. Например, как Крыло. Она самая первая получила доступ к изменяющей энергии Долины-Туманного-Предела, общалась со мной теснее всех и могла бы сейчас быть на уровне того же директора. Или ещё сильнее. Но она развивала только магический дар, причём сохраняя его изначальную направленность — магия поддержки. Делая его сильнее, лепя из него что-то невообразимое, но, не пуская эти изменения за границы дара. Не отдавая костяному двору ничего, кроме своей магии и не беря от него ничего, что изменило бы её настолько, что она перестала быть Морозовой.
Вот кто ещё не потерял веры в возможность восстановления рода. Даже под новым Планом и с новой родовой силой.
— Док, стоп! Погоди, — прервал я разглагольствования Вермайера по поводу будущего, которое он себе уже успел нарисовать, — опиши мне эту магичку. Почему ты решил, что она тоже Сухарева?
— Какую магичку? — удивился Вермайер, насильно выдернутый из своих грёз.
— Которая была в кабинете директора школы, когда с тебя брали обещание не лезть в дела Апраксиных.
Глядя в растерянные глаза Вермайера, в которых медленно проявлялось понимание задницы, в которой он оказался, я только тяжело вздохнул. Всё было ещё хуже, чем казалось на первый взгляд.
— Вот тварь! — выругался Вермайер, — это же надо! Как сопляка!
— Так нахрена нам Оренбург, док? — с улыбкой повторил я свой вопрос, — что там сейчас? Кто живёт, чем занимается?
Из прошлой жизни про Оренбург я помнил мало. Только то, что город немаленький, столица Оренбургской области, и что летом там жарко. Не сильно интересовался.
— Никто там сейчас не живёт, — пригорюнился Вермайер, — официально, город мёртв.
— Вообще, не понимаю тогда ничего…
— Места там хорошие. Ресурсов полно. Нефть, газ, золото. Много разведано, много вложено, — Вермайер говорил быстро, неразборчиво. Словно боялся, что я откажусь от этого предложения, — Богатое место. Удобное. Торговые маршруты ещё. Всех вокруг держали в кулаке! Те, кто моего брата убивал, совсем рядом живут…
Мда… Кто о чём, а Вермайер о мести за гибель рода!
— Но это же всё равно земли рода Морозовых? — уточнил я.
— Нет, когда род потерял возможность защиты этих земель, они отошли Сухаревым. И назад их получить можно либо силой, либо милостью императора.
— Ага, — кивнул я, понимая мысль дока, — и если мы заберём их силой, то помощи с восстановлением не дождёмся.
— В точку, Найдёнов, — чуть приободрился Вермайер.
— И нужно только не вмешиваться в интригу директора?
Док только кивнул, замерев и боясь говорить что-либо, чтобы не спугнуть надежду.
— Что именно ты пообещал директору, Август Пантелеевич? — обратился я к Вермайеру, раздумывая над решением, — дословно?
— Лично ни прямо, ни косвенно не вмешиваться в происходящее на ритуале выборов главы рода Апраксиных, — ответил Вермайер, — Если вмешаюсь, то покровительство императора с рода Морозовых снимается, он перестаёт быть моим сюзереном, род лишается поддержки и объявляется уничтоженным.
— За меня что-то обещал?
— За тебя нет, — мотнул головой Вермайер, — вас вообще так рано никто не ждёт. Не раньше чем через неделю. Просто на всякий случай, вроде как всякие чудеса бывают, директор посоветовал приложить максимум усилий, чтобы удержать тебя от города подальше.
Вот, значит, как. Возможность моего вмешательства в расчёт никто не принимает.
С одной стороны, неприятно. С другой, полностью развязывает мне руки.
Не то, чтобы я сильно хотел защитить Апраксиных. Наоборот, у них передо мной должок. Хотелось бы стрясти с них этот должок самостоятельно, но я был готов довольствоваться тем, что род накажут другие люди.
Жалко было только сестрёнок. И деда.
Махнуть на них рукой и наплевать я не мог. Редкие обрывочные воспоминания о моей жизни в родовом замке будили тёплые чувства только к ним. Не к главе рода, не к младшему брату, не к кому-либо ещё из всех родственников, которые, так или иначе, отметились в моей жизни тут.
Были и ещё несколько вещей, которые заставляли меня сейчас очень серьёзно думать, а не лететь вперёд сломя голову.
Лич был прав. Магия, наложенная на Вермайера — это нихрена не случайность. Точно просчитанное, дозированное магическое воздействие, чтобы получить требуемый заклинателю результат. Агрессивное воздействие. Атака на моего человека, совершённая осмысленно, неизвестным заклинателем.
Или заклинательницей.
Подозрительная магичка, очень плохо запомненная Вермайером, была претендентом номер один на роль той, кто эту атаку произвёл. Я не был уверен на все сто процентов, но всё указывало на неё.
Кто она такая? Раз она присутствовала при разговоре директора и Вермайера, значит, Сухарев ей доверяет и никаких секретов, особенно в теме, обсуждаемой с доком, от неё не хранит. Значит, она его союзник минимум в вопросе, связанном с Апраксиными. Обещания императора по поводу Оренбурга тоже прозвучали в её присутствии. Как и обещания Вермайера. Если сюда приплюсовать то, что она спокойно накинула на дока заклинание минимум четвёртого круга, чтобы склонить его к нужному им решению…
Магичка в любом раскладе играет на стороне нового директора школы. Очень и очень сильная магичка. Какова вероятность, что она тоже будет на том самом ритуале?