НОВЫЙ ПРЕЗИДЕНТ
В самом конце 1998 года, на Рождество, я узнал безрадостную весть. Президент группы компаний ИКЕА Андерс Моберг рассказал мне, что уходит из компании. Нельзя сказать, что для меня это было неожиданностью. Андерс и раньше говорил о предложениях, которые поступают к нему от других компаний. Он хотел попробовать себя в чем-то еще до тех пор, пока ему не исполнилось пятьдесят.
Для меня это прежде всего означало, что на его место придет новый человек, который может сильно повлиять на нашу деятельность в России. Вероятность того, что я лишусь всех тех свобод, к которым мы уже привыкли, была велика.
Новым президентом группы компаний ИКЕА стал Андерс Дальвиг, которого я хорошо знал – он был моим аудитором, когда я возглавлял ИКЕА в Германии. Я впервые увидел его в новой должности весной 1999 года. К тому моменту я точно знал, что менять меня в России пока никто не собирается, и решил работать здесь до тех пор, пока мы не откроем первый магазин. Передавать это дело никому другому я не хотел.
Вскоре выяснилось, что мои опасения были сильно преувеличены. Мы продолжали работать, как и прежде, да еще теперь в проекте активно участвовал сам Ингвар Кампрад. С этого момента мы с ним постоянно поддерживали очень тесный контакт.
МОСКОВСКАЯ ПРОХЛАДА
В то время в России весьма враждебно относились к иностранцам. Натовские бомбежки Сербии вызвали всплеск общественной критики. Каждому иностранцу из Западной Европы непременно об этом напоминали. Однажды на оживленной улице напротив Американского посольства остановился большой автомобиль, из которого выскочили несколько человек с автоматами и обстреляли фасад здания посольства note 2 . Мы с женой тут же примчались на место происшествия, испытывая вполне понятное беспокойство: наши дочери ходили в школу при посольстве.
Поскольку Швеция не входит в НАТО, я несколько раз имел возможность оценить, как это влияет на отношение к шведам. Однажды, когда мы с семьей ехали на машине по Москве, нас остановил гаишник. То, что машина принадлежит иностранцам, было видно издалека по специальным желтым номерам. Обычно ГАИ ведет себя в таких случаях очень вежливо, но только не в этот раз. Гаишник засунул голову в машину, что-то кричал и размахивал автоматом. Мы до смерти перепугались и ничего не понимали. Его голова была примерно в пяти сантиметрах от моей. Он продолжал кричать и несколько раз повторил слово НАТО. Тут уж мы закричали в ответ, что никакого отношения к НАТО не имеем. Когда он понял это, его озлобленное выражение лица сменилось широкой улыбкой. Он попросил прощения, убрал голову из нашей машины и показал, что можно проезжать.
В другой раз тот факт, что Швеция не является членом НАТО, сэкономил мне 40 рублей. Я только что отвез в школу младшую дочь и торопился на работу. Чтобы срезать, я свернул в переулок с односторонним движением и поехал по встречной. Я знал, что там часто стоят гаишники и ловят иностранцев, которые действительно не всегда замечали знак одностороннего движения. В общем, это было рискованно и глупо. Естественно, я первым делом увидел автомобиль ГАИ.
Дальше все как обычно. Мне предложили пересесть на пассажирское место в машине ГАИ и рассказали о всех последствиях моего тяжкого нарушения. Помимо прочего, мне сказали, что я лишусь прав и какое-то время не смогу водить машину. Поскольку я очень торопился, я сказал: «Хорошо, я понимаю, что нарушил правила, сколько я должен?»
Чтобы убедить меня в серьезности своих намерений, гаишники выписали квитанцию со штрафом на 80 рублей. Сумма сама по себе вполне приемлемая, но, чтобы как-то разрядить обстановку, я сказал, сжимая в руках свой шведский паспорт: «Между прочим, я швед и моя страна не входит в НАТО». Инспекторы одобрительно расхохотались. Потом один из них перечеркнул цифру 80 в квитанции и написал «40».
Я оплатил 40 рублей, забрал квитанцию и пошел к своей машине. Удаляясь, я слышал, что они продолжают смеяться.
БИТВА ЗА МОСТ
Для нашей российской команды 1999 год был очень непростым, а напряжение продолжало нарастать. Многократные и длительные встречи с властями не давали особых результатов. К тому же большинству россиян название ИКЕА совершенно ни о чем не говорило. Поэтому встречи приходилось начинать с подробной презентации: «ИКЕА – это шведская компания, которая сегодня…» и так далее.
Для того чтобы не потерять силы духа, приходилось напрягать все физические и моральные силы. К уже существующим трудностям и неопределенностям добавилась еще одна проблема: конфликты с администрацией Москвы и Московской области.
Правительство Москвы, которое ранее возражало против открыли ИКЕА в черте города, теперь было недовольно тем, что наш первый магазин появится в нескольких километрах от МКАД, и стало чинить всевозможные препятствия.
Мы начали строить съезд с трассы к нашему участку, совершенно необходимый для перегруженного шоссе. Для этого были получены все мыслимые разрешения от всех возможных инстанций. Во всяком случае, мы так думали. Этот проект курировали московские архитекторы, с которыми мы познакомились во время предыдущих переговоров. Однажды один из них сказал, что мы должны официально информировать о проекте министра транспорта в правительстве Москвы. Казалось бы, в этом не было никакой необходимости – ведь путепровод строился за пределами города. К тому же все возможные инстанции и так были в курсе этого строительства. Но мы подчинились.
Правительство Москвы отреагировало незамедлительно – запретом на продолжение строительства. Оно утверждало, что все решения следовало получать именно у московских, а не подмосковных властей, хотя дорога, где ведется стройка, и находится за чертой города. Мы направили запрос в правительство Московской области. Оно спасовало. Соотношение сил между двумя соседствующими субъектами было очевидно. Мы снова обратились к правительству Москвы, но его позиция была непреклонной – нет, и точка. Официально строить путепровод было нельзя, потому что съезд расположен слишком близко к памятнику Второй мировой войны – противотанковым ежам, поставленным в честь остановки наступления немецких войск на Москву.
Здесь стоит сказать, что мы спроектировали съезд как можно дальше от памятника, хотя московские архитекторы нам и говорили, что необходимости в этом нет. Чиновники объясняли свою точку зрения исключительно заботой о чувствах горожан – путепровод ИКЕА в такой близости от памятника Великой Отечественной войны мог вызвать общественное недовольство. Вскоре наш мост стал знаменит на всю Россию. Пресса активно обсуждала все возможные аспекты этого строительства.
Неофициально московские архитекторы говорили, что запрет никак не связан с памятником, это был «вопрос престижа некоторых чиновников», что бы это ни значило. Тем не менее никто, конечно, не осмелился открыто выступить против решения властей. Путепровод так и стоял недостроенный, а мы вели безнадежную битву за то, чтобы его доделать.
Интенсивность движения на дорогах Московской области нарастала со скоростью лавины. Очень быстро очередь автомобилей, съезжающих к ИКЕА, стала такой длинной, что из-за нее возникли проблемы на шоссе. А поскольку оно соединяло Москву с международным аэропортом Шереметьево, многие важные персоны на себе испытали возникшие затруднения.
Примерно год спустя мы получили от транспортных властей распоряжение немедленно возвести путепровод, чтобы разгрузить движение по трассе. Иногда не знаешь, смеяться или плакать, но смеяться во всяком случае гораздо приятнее… Тем более что это распоряжение вовсе не означало, что все необходимые разрешения будут получены автоматически. Все переговоры пришлось начинать заново. Естественно, правительство Москвы не могло теперь разрешить строительство на том самом месте, где только что это было категорически невозможно. Новый путепровод предстояло строить в нескольких десятках метров от уже наполовину возведенного.