— Если бы Господь не хотел, чтобы мы думали и задавали вопросы, он не наградил бы нас разумом.
Прилично ли ей, вдове, наслаждаться обществом малознакомого человека? Но за все это время она, как ни старалась, не смогла забыть лэрда Ненвернесса. Может, он околдовал ее тогда, в Данмуте? Неужели он маг и кудесник? Нет, ей не пристало о нем думать, это слишком опасно. Не пристало вспоминать его широкие плечи, могучий торс, стройные бедра. И уж во всяком случае, она должна забыть ту улыбку, которую он подарил ей, когда они прощались в сумерках. Чуть ироничная, она то ли поддразнивала, то ли искушала.
А теперь, стоило ей увидеть Макдональда, она сразу ощутила то же покалывание во всем теле, а в душе зазвучала музыка, древняя как мир и вечно новая.
Хью нагнулся, и его лицо попало в кружок золотистого света от костра.
— Вы разговариваете не как южанка.
Произношение выдавало Кэтрин, только ее речь отличалась от деревенской, и суждения не походили на куцые мысли знакомых Макдональду женщин. Просто он не нашел иного способа это выразить.
Кэтрин ответила не сразу, поглощенная созерцанием его лица, на котором неожиданно появилась широкая улыбка. Она зажгла огонь в глазах Макдональда, на его щеках даже показались трогательные ямочки. Невероятно, до чего такая малость способна преобразить человека! Теперь, когда исчезло его постоянно озабоченное выражение, Хью стал выглядеть совсем по-мальчишески. Прядь черных волос небрежно падала ему на лоб, прикрывая густые, широкие брови, гордый, чуть надменный нос походил на наконечник шлема, высокие скулы были слегка тронуты загаром, а щеки, покрытые отросшей за время путешествия бородой, казались темными. И все это кончалось воинственно вздернутым подбородком, словно Макдональд бросал вызов всему миру.
Кэтрин заставила себя отвести взгляд.
— Меня воспитывали вместе с Сарой, — объяснила она.
— Странно, — удивился Хью.
Впрочем, это не единственная странная ее черта.
— А вы разве не знали? — в свою очередь, удивилась Кэтрин. — Она моя племянница.
Молчание.
Кэтрин уже не помнила, когда впервые осознала, что находится в родстве, пусть и незаконном, с графом и Сарой. Видимо, очень давно, еще в детстве. Старого графа она видела один раз, тот зачем-то пришел к ним домой, когда ей было семь лет. После его ухода мать расплакалась, дочка попыталась ее утешить, а мать взяла ее на руки и стала баюкать, как младенца. Еще через несколько лет девочка заметила, насколько похожи у нее с Кэмпбеллом глаза и подбородок. Поговаривали даже, что она унаследовала и его манеры, в частности надменность.
Мать всегда хранила молчание, и Кэтрин только раз упомянула о графе. Произошло это вскоре после того, как леди Эллен скончалась от туберкулеза и была похоронена на семейном кладбище, где ныне покоился Генри.
— Теперь ты станешь графиней? — с любопытством спросила она.
Изможденное лицо матери на мгновение озарилось печальной улыбкой. Порывисто обняв дочку, она прошептала:
— Молчи, голубушка. Ты ничего не понимаешь.
В тот день Кэтрин узнала, что мать была сестрой лорда Данмута, что покойный граф на склоне лет пожелал от молоденькой деревенской горничной услуг, выходивших за рамки ее обязанностей.
— Я его ненавижу, — пробормотала девочка, уткнувшись матери в грудь.
Она сама не знала, о ком говорила в ту минуту, о графе ли, который с самого рождения упорно не замечал сестру, или о человеке, давшем ей жизнь и почти ничего сверх того.
— Знаю, милая, — ласково сказала мать, — знаю.
Но за нежностью последовали строгие наставления. Кэтрин ни в коем случае нельзя давать графу повода ослушаться отца. На смертном одре старый граф высказал пожелание, чтобы его незаконнорожденную дочь воспитали как настоящую леди. Отныне девочке предстояло ежедневно ходить в Данмут. На ее слезы и протесты взрослые не обращали внимания. Напротив, каждое утро, отправляя дочку учиться, мать наставительно замечала, что Кэтрин должна благодарить Господа за предоставленную ей возможность, вести себя хорошо, никому не перечить.
Однако связь с Кэмпбеллами не изменила к лучшему жизнь Кэтрин и ее родных. На столе не прибавилось еды, в крошечном кошельке, Который мать хранила как зеницу ока, не стало больше монет. К тому же незаконное происхождение сделало девочку предметом насмешек, а необычное воспитание увеличило и без того существовавшую пропасть между ней и деревенскими ребятишками.
— Нет, этого я не знал, — бесстрастно промолвил Хью.
Хотя на его лице не отразилось никаких эмоций, интерес к загадочной незнакомке не уменьшился. По правде говоря, Макдональду еще сильнее захотелось проникнуть в ее тайну. Его всегда влекло ко всему необычному. Докопаться до сути, ответить на вопросы «как?» и «почему?» составляло для шотландца истинное наслаждение.
Кэтрин тоже хотелось задать не два, а сотню вопросов, но она не осмеливалась и продолжала стоять, в упор глядя на Макдональда. Остывающие угли придавали ее лицу теплые оттенки от золотистого до красновато-коричневого.
Зачем он пришел к костру — ведь здесь располагались только слуги? Почему она сразу догадалась о его присутствии? Он поступал так каждую ночь. Когда темнело и все, кроме стражников и Кэтрин, засыпали, Хью появлялся на лужайке, стараясь идти осторожно, чтобы не разбудить тех, кто спал сном праведника. Любой мужчина, тем более недавно женившийся, воспользовался бы этими часами, чтобы обнимать свою молодую супругу. Макдональд же, словно часовой, патрулировал ночь и при этом почему-то всегда оказывался в опасной близости от того места, где находилась Кэтрин, будто ее мечты (а она думала о нем постоянно) внезапно обретали реальность.