***
«Ненавижу её», - думал Драко Малфой, влетая в свою комнату и захлопывая за собой дверь. Что это вообще было? Что с ним происходит? Наверное, близость пленницы вызывает в нём чувство вины. Иначе зачем он исцелил её? Мать была права, это совершенно не обязательно. Боль и невозможность ходить очень быстро умерили бы её гриффиндорский пыл, и ему было бы легче. Гораздо легче. Или нет. Драко снова вспомнил надпись «грязнокровка» на тонкой девичьей руке. Он зарычал от злости и стукнул кулаком по стене. Она это заслужила. За то, что покрывала Поттера. За то, что была такой выскочкой все эти годы. За то, что в её взгляде никогда не было ничего, кроме презрения. Костяшки пальцев стало неприятно пощипывать. Но теперь-то всё поменялось, в её взгляде появилось кое-что другое. Страх. Мольба. Это было словно ощутить новый запах среди уже привычных и знакомых. Драко хотелось, чтобы она снова посмотрела на него так. Нет, нет. Она - лишь средство достижения цели. Да, он пойдёт к ней вновь - но не за тем, чтобы смотреть в её щенячьи глаза. Он подчинит её, он заставит её слушаться, заставит всё ему рассказать. Тогда у него будет чем обрадовать Волдеморта, когда тот вернётся. Он, Драко Малфой, станет тем, кто расскажет Лорду все секреты Поттера. Может быть, тогда этот кошмар прекратится. Может быть, тогда его семью оставят в покое. А её ноги он исцелил ради собственной выгоды - на комнату наложены великолепные охранные чары, пусть делает там, что хочет. Чем самостоятельнее она будет, тем меньше времени Кики придётся проводить с ней. Ведь Кики - его домовой эльф, и она может понадобиться ему в любую минуту. И всё же как объяснить тот факт, что он отпил воды только для того, чтобы показать ей, что она не отравлена? Как объяснить то, что он снова и снова невольно возвращался взглядом к её голым ногам? То, что он всё ещё слышал в голове её стон? Драко разозлился на себя ещё больше за эти непрошенные мысли. Это обычное любопытство, вот и всё. В конце концов, он вот уже почти год не общался с ровесниками. А теперь он как последний хаффлпаффский слабак сидит и размышляет о мотивах своих поступков. Да пошло оно всё к чёрту! Он не обязан оправдываться ни перед кем, даже перед самим собой. - Кики! - Да, мастер Драко. - Что она делает? Она не пыталась сбежать? - Нет, хозяин. Мисс принимает ванну. В голове Драко моментально возникли совершенно неуместные образы того, как Грейнджер принимает ванну. - Кики предложила мисс постирать её вещи, хозяин. - Ты уже забрала их? - Да, юный хозяин. Всё уже готово. - Отлично, - сказал Драко довольным голосом. - Уничтожь их. - Д-да... да, хозяин. - Кики явно очень удивилась такому приказу. - Кики найти мисс другую одежду? - Пока нет. Я скажу, если что-то понадобится, - жестом он показал эльфийке, что она может идти, и та дезаппарировала. Мысль о голой Грейнджер, ищущей свои отвратительные магловские шмотки, принесла ему некоторое мстительное удовлетворение. Но на душе у Драко всё равно было паршиво. Эта чертова война вымотала его. Он уже не помнил, когда в последний раз испытывал что-то, похожее на радость, или когда что-либо заставляло его смеяться. Наверное, он толком не смеялся с конца четвёртого курса. С тех пор, как Тёмный Лорд восстал и призвал к себе своих последователей, среди которых был и его отец. Драко всё это надоело. Ему надоело видеть, как его отец пресмыкается (причём безуспешно) перед Тёмным Лордом в надежде вновь заслужить былое доверие. Видеть, как осунулась от постоянного беспокойства мать. Видеть пытки. Смерти. Это была не его война. Но он был вынужден сражаться. Год назад, когда Кэти Белл чуть не погибла по его вине, Драко решил сбежать. Он хотел покинуть страну и уехать куда-нибудь очень далеко, где его никто не смог бы найти. Но, обдумав свой план, он понял, что не сможет этого сделать: у отца была метка, мать никогда не бросила бы отца одного, а если бы Драко сбежал один, Тёмный Лорд наказал бы его родителей - и наказал жестоко. В момент осознания этого простого факта, осознания безысходности своего положения, в Драко что-то сломалось. Он перестал быть таким, как раньше, но ещё не знал, кем стал. И он не хотел знать. Сейчас всё это было неважно.