Память и в самом деле была щедра. Кате вновь привиделся старый деревенский дом из красного кирпича, прохладный даже в жару. Скрипучий пол, по которому она с таким удовольствием бегала босыми ногами. Кровать с пуховой периной, сшитой вручную. Девочка утопала в этой мягкости, раскачиваясь на крыльях мечты, ее сладких волшебных снов, навеянных бабушкиными сказками.
Кажется, Кириллу все это было интересно. Яркие вспышки ее полузабытого мира, фотографии беззаботных дней, воспроизведенные самой точной камерой. Он внимательно слушал, не отрывая от нее глаз. Вникал в каждое слово.
Ей не хотелось останавливаться. Впервые со дня похорон бабушки она заговорила о ней, с подробностями, не упуская даже малейших деталей. Рассказала о том, как скучала долгими зимними вечерами, мечтая о солнечном лете, когда сможет поехать в деревню. О нежной, ласковой заботе и всепоглощающей любви. О таинственной способности старой женщины угадывать будущее. Читать судьбу тех, кто приходил к ней за помощью. Ее безошибочных пророчествах.
– А тебе она что предсказала?
Мужчина не сомневался, что у Катиной бабушки для любимой внучки непременно нашлись нужные слова. Но девушка внезапно прервала рассказ, покачав головой.
– Я не смогу рассказать, – и пояснила, будто оправдываясь. – Не потому, что не доверяю Вам. Просто… Это только мое. Я ни с кем не говорила. И не буду.
Кирилл смотрел в серьезные, наполненные легкой грустью глаза, слишком хорошо понимая, что она сейчас переживает. У него хотя бы после смерти родителей осталась сестренка. А Катя была одна. В целом мире. Странный мужчина, занимающий место ее отца, был слишком далек от любых проявлений чувств. Он выполнял свой долг по отношению к дочери, содержа ее и обеспечивая всем необходимым для жизни, но при этом не касался души девочки. И она жила лишь теми ощущениями, которые получила от давно ушедшего человека, памятью и прошедшей любовью. Наверняка неоднократно всматривалась в темное небо в поисках ответов на вопрос, почему осталась в одиночестве.
Придвинувшись к ней, приобнял. Катя смотрела на безбрежную гладь моря, простертую за окном. Почувствовав на себе его руки, слегка откинулась назад, опустив голову ему на плечо, так естественно, словно делала это многократно, и выдохнула с внезапным облегчением, ощутив себя на своем месте. Было уютно. Тепло. Так надежно. Даже ничего большего в данный момент не хотелось: просто вот так прижиматься к сильному плечу, отбросив любые сомнения и страхи. Есть только сегодня. Сейчас. И они вдвоем в целом мире.
Мужчина опустил веки, полностью отдаваясь ощущениям. Снова вдохнул запах меда от распущенных волос. Этот аромат становился все более привычным. И таким правильным казалось находиться рядом. Дело было не в желании, которое никуда не исчезло, не в страсти, мешающей спокойно дышать. В прозрачном беге облаков внезапно привиделись тихие вечера, здесь на берегу. Шепот прибоя. И ее шепот на губах. В топазовом зеркале глаз отражение волнующих сполохов заката и собственной страсти. Он вздрогнул, пытаясь стряхнуть наваждение, но ничего не изменилось. Словно кто-то незримый прокручивал перед ним странную киноленту, где он сам оказался главным героем вместе с этой сладкой девочкой, при одном взгляде на которую начинало мучительно щемить в груди.
Что это было? Затаенная мечта, признаться в которой не хватало мужества? Все более привлекательными казались мысли о том, чтобы остаться… с ней. Вот так, совсем близко, растворяясь в ее доверии. Если она не отталкивает его… такого, почему он сам должен делать это? Почему бы не попытаться впервые в жизни взять то, к чему больше всего стремится душа?
Катя, не оборачиваясь, чуть качнула головой, и ее волосы защекотали лицо. Он улыбнулся, ловя губами мягкую прядь. Ему нравится. Слишком сильно нравится каждое из таких мгновений. Неправильных. Нелогичных. Совершенно неподходящих. Все меньше хочется сопротивляться. Все больше – просто любить. Как обычный человек, не ища оправданий своим чувствам, никому ничего не объясняя, – просто любить, принимая в ответ ее светлый дар.
Тонкие пальцы ласково коснулись его щеки, и Кирилл почувствовал, что девушка улыбается.
– Я хотела бы жить здесь… Засыпать под шум моря. Каждый день видеть всю эту красоту.
Подобные мысли приходили ему в голову нередко. Дикие скалы и почти нетронутая человеком природа очаровывала. Тут не было фальши, игры, условностей – одна только первозданная, вечная стихия, как отзвук души, отражение сущности, источник и средоточие намерений.
Слишком ярко и вызывающе работало воображение: поселиться тут вместе с ней, придумать сказку, одну на двоих, и позволить ей стать реальностью.