– Хочешь?
Голос дрожал, выдавая волнение, которое она все еще испытывала, обращаясь к нему на «ты».
Мужчина кивнул, съезжая на обочину.
– Хочу.
И прижался к ее губам. Наконец-то спустя такие долгие два дня.
Когда она успела стать такой смелой? Тонкие пальцы порхали, словно крылья бабочки, касаясь открытой кожи. Везде, где она могла дотянуться. И эти нежнейшие прикосновения обжигали. Запястья, лицо, шею, ключицы…
Одежда мешала. Хотелось дотянуться еще глубже, туда, где под тонкой тканью рубашки билась жизнь. Прижаться к груди, уловить губами, как она сотрясается от биения сердца. Ощутить его руки. Близко. Без преград…
Кирилл потянул ее на себя, опустил на колени, зарылся руками в волосы, не переставая целовать. В очередной раз захлебнулся ее дыханием, вновь забывая обо всем… И не сразу почувствовал, как она напряглась. Заглянул в глаза, но вместо страсти, полыхающей всего мгновенье назад, наткнулся на изумление, граничащее с… ужасом?
– Котенок? Что-то не так?
Он поторопился? Напугал ее? Не было других объяснений этому странному взгляду и откровенному страху, причин которого он не понимал. Ведь не могло быть такой ошибки. Она не меньше его стремилась окунуться в этот пожар.
– Милая?
Не отрывая от него взгляда, Катя опустила руку вниз. На колено. Вернее, на то, что было вместо. Судорожно глотнула и выдохнула едва слышно:
– Что это?…
Внезапно показалось, что в него плеснули ледяной водой. Окатили с ног до головы. Облили реальностью. Дышать по-прежнему было тяжело, только уже не от желания. Прошлое протянуло свои мерзкие щупальца, сдавило горло, расползлось по телу…
Она дрожала. Особенно пальцы, сомкнувшиеся на его одежде. Он был уверен в этом, хотя не чувствовал ее дрожь физически. Долгое время не мог пошевелиться, только смотрел, не отрываясь, в растерянные, перепуганные глаза. А потом, тоже трясущимися руками, приподнял девушку, возвращая ее на соседнее сиденье. Отвернулся к окну.
– Кирилл?…
– Извини… – он выдавил, не узнавая собственного голоса. – Я был уверен, что тебе все известно…
– Известно о чем?
А ему еще казалось, что уже ничто в жизни не способно зацепить, что он привык к боли и научился с ней справляться. Смирился с тем, в каком состоянии вынужден существовать до конца дней. Но сейчас отдал бы все на свете, лишь бы избежать этого объяснения. Не смотреть ей в глаза. Не видеть… страха? презрения? отвращения?
– Протез.
Девушка задохнулась.
– ЧТО????
Он повторил. Обрезал, разом обрывая собственные сомнения. Не стоит тянуть, ведь все равно ничего не изменится. Ни в нем. Ни с ней. Закрыл глаза. Не смотреть. Не думать. Не чувствовать. Не сейчас…
Катя пыталась, но никак не могла понять смысла его слов. Она ведь не обращала внимания на его хромоту. Вообще о ней не думала. Кирилл все равно был самым лучшим. Любой. Ей и в голову не могло прийти…
Даже не заметила, как ее глухой стон вырвался наружу. Скулы мужчины дернулись при этом звуке. Пальцы, вцепившиеся в руль, побелели от напряжения.
– Я ничего не знала…
Она и сейчас не представляла, что сказать. Его реакции не понимала, и как вести себя дальше не догадывалась.
Кирилл, все так же не глядя на нее, завел машину. Проехав несколько метров, включил музыку. Громко, настолько, что перестал слышать собственное дыхание. Даже если бы Катя и попыталась что-то сказать, это не имело бы смысла.
Он убрал звук только у самого дома девушки. Медленно развернулся к ней, ненавидя себя за слабость. Меньше всего сейчас хотелось встречаться с ее взглядом. Но прятать глаза было глупо и слишком по-детски.
– Приехали…
– Кирилл, я…
– Иди домой.
Девушка по-прежнему ничего не понимала. И не могла оторвать глаз от его посеревшего лица. Слов не находилось. Вообще никаких. Да он, похоже, и не хотел ее слышать.
– Иди…
Она выбралась из машины, едва не упал на ослабевших ногах. Но, теряя равновесие, вдруг осознала, что именно он сказал. И невольно перевела взгляд на его ноги, не сумев удержать панику.
Он увидел. Хмыкнул, не говоря ни слова. Почти с яростью захлопнул дверь и тут же уехал, больше не поворачиваясь в ее сторону.
В прихожей было непривычно светло, хотя отец всегда следил, чтобы свет не горел напрасно, а из гостиной доносились голоса. Это тоже казалось странным. Люди в их доме бывали крайне редко. Все, даже самые важные дела, обычно решались на нейтральной территории.
В другое время Катя порадовалась бы гостям. Но не сегодня, не теперь, когда сердце разрывалось от нестерпимой боли, когда его сдавливало недоумение. Сейчас ей хотелось остаться одной, чтобы обо всем подумать. Понять. Пережить. Но такой возможности никто не собирался предоставлять.