Кто кого? Никто. Оба упрямы, оба имеем за спиной хороший багаж грехов. Разница в том, что он остался, где власть измеряется деньгами, страхом и вседозволенностью, а я ушел от этого.
— Не скучно?
— Нет, - подзываю жестом официанта. Парнишка оказывается рядом, прошу принести счет. Демонстративно утыкаюсь в мобильный телефон. О вежливости не может быть и речи, да и не нужна никому здесь эта вежливость.
— Нашел Марьяшу? – вопрос как удар под дых. Вышибает дыхание, перед глазами все плывет. Корпус мобильника подозрительно хрустит в руке. Психотерапевт советует считать до пяти при вспышке гнева. Иногда помогает. Сейчас нет. Медленно втягиваю в себя воздух, так же медленно поднимаю глаза.
— Ты ее искал?
— Пока ты прохлаждался на койке, присматривал за твоей красавицей.
Он врет. Не хера он не присматривал. Никак не смирится с тем, что я стал законопослушным гражданином и исправно плачу налоги, и редко нарушаю скоростной режим.
И пусть мое сердце сейчас болезненно сжимается, хочется схватить его за грудки, встряхнуть и предупредить, чтобы даже не смотрел в ее сторону, где бы она не была. Прикусываю изнутри щеку, равнодушно разглядываю безмятежное лицо своего собеседника.
Не буду спрашивать, что он знает. Не буду унижаться, жалобно умоляя его выдать местоположение Марьяны. Не дождется. Потому что Адам ахуеть, как ее спрятал. Напрямую к Тайсуму не подкатывал, хватит того, что опустился до просьбы защитить Марьяну, признав тем самым, что не справляюсь с ситуацией вокруг себя. Гордость гадкое чувство, но переступить не получается. Все уговариваю себя назначить встречу с Адамом, чтобы попытаться выстроить адекватный диалог. Ведь он должен рассказать или подсказать, где искать Марьяну. Не получается. Меня передергивает от самой мысли у него что-то выпрашивать, просить.
Официант приносит чек и ручной терминал для оплаты, протягиваю ему карточку. Прячу мобильник в карман, отодвигаю тарелку от себя. Карточку возвращают.
— Судя по тому, как ты спокоен и по-прежнему в России, кое-что ты не знаешь, - вкрадчивый голос, насмешка в глазах и на губах заставляют меня напрячься. Состояние настороженности. Так хищник принюхивается, прислушивается, почуяв вблизи опасность.
— На что ты намекаешь, Ренат? – пытаюсь разгадать загадку, предугадать ответ, но у меня нет никаких вариантов. Чего я не знаю? Где я должен быть по логике Рената?
Сердце тарабанит об грудную клетку, в голове шумит, а все рецепторы чувств обострены. Мы смотрим друг на друга, как в прежние времена пытаемся пересмотреть противника. Сколько себя помню, всегда были соперниками среди женщин, конкурентами среди деловых сделок. Было принципиально отбить друг у друга любовницу, перебить выгодное предложение. Не спроста Марьяну похитили, Ренат планировал выйти на сцену, утешить девушку. Его сама мысль заводила о том, что она моя женщина. Он бы ее просто потрахал, а потом вышвырнул, как использованую шавку и забыл, как зовут. Ему всегда хотелось чувствовать надо мной превосходсть. И вот сейчас смотрит так, словно победа уже за ним.
— Говорят, что от большой любви рождаются красивые дети. Интересно, на кого был бы похож твой и Марьяны ребенок? На тебя или на нее? – он что-то знает, чего не знаю я. И главное то, что касается только меня и Марьяны. Почему он заговорил о детях? О каком ребенке сейчас намекает? Собственное бессилие от отсутствия информации сильно злит. Внешне я по-прежнему сдержан.
— Красивая малышка, правда, сейчас она уже по-другому выглядит, - на стол передо мной появляется фотография. Указательным пальцем подвигает ближе ко мне.
Мысли путаются, сталкиваются с друг другом, разлетаются в разные стороны. Опускаю глаза на фото. Марьяну узнаю сразу. Все так же красивая. Держит ребенка. Младенец. Не знаю, сколько там на вид, но совсем маленький. Вопросительно изгибаю бровь, не понимая, к чему клонит Ренат.
— Не понимаешь? – склоняет голову, усмехается. – Этот ребенок родился именно в тот самый день, когда ты очнулся после комы. Когда уже никто не верил, что ты откроешь глаза. Символично, правда?
— Мне пора, - кладу салфетку на стол, поднимаюсь. Ренат тоже встает. Застегиваем пиджаки, одергиваем рукава рубашки. Обхожу стол и направляюсь на выход.
— Она назвала ее Катей. Имя как у твоей матери, - несется мне в спину, я, словно налетаю на невидимую стену, торможу. Оборачиваюсь. Каждое его слово скрытая провокация. Внутри от его слов начинает все ныть, какая-та тревога появляется.