— Дай хоть куртку сниму, она ж холодная. Замерзнешь, — чуть отстранил он от себя Лехтэ.
— Так будет лучше, — заключил Искусник, вновь обнимая жену и целуя.
Горшочки с едой, забытые вместе с пирогом, тихо стояли на столе, не мешая двоим, что были полностью поглощены друг другом.
— Остынет ведь, — Лехтэ все же сделала попытку накормить мужа.
— Разогреем. После.
Тихий шелест платья.
— Соскучился по тебе. Очень.
— За три дня? — рассмеялась нолдиэ, отбросив котту мужа в сторону.
— Не только.
Они поняли друг друга без слов и осанвэ, и долгий зимний вечер обещал быть не только теплым, но и жарким.
Ветер тоскливо и завистливо завывал за окном, швыряясь хлопьями снега, желая помешать влюбленным. Бесплотные посланники Манвэ гневались, выражая чувства своего господина — нолдор в изгнании не только не страдали, но и продолжали любить, творить и познавать.
Супруги, одевшись, перебрались на диван, расположившись напротив уютно потрескивавшего камина, чье яркое пламя гнало прочь завистников, завываших в дымоходе.
Лехтэ прижалась к плечу мужа, который тут же обнял ее, не желая отпускать ни на секунду.
— Мельдо…
— Да?
— Уже поздно. Не видел Тьелпэ? — несколько встревоженно спросила Тэльмиэль.
— Он был в мастерской. Возможно, задержится там до утра. Ты же знаешь его… нас, — по-доброму усмехнулся Куруфин. — Если хочешь, схожу за ним — когда он погружен в работу, на осанвэ не откликнется. Проверял.
— Не стоит. Лучше побудем вдвоем. Я тоже очень скучала по тебе.
Поцелуй был долгим и нежным.
— Курво…
— Мелиссэ?
— Нет, не стоит…
— Скажи. Пожалуйста.
— Мельдо, может… пусть у Тьелпэ будет брат! Или сестра, — тут же добавила она.
Искусник вздрогнул, прикрыл глаза и сильно прижал любимую к себе, целуя ее волосы.
— Родная моя, дорогая, бесценная… Лехтэ, я… Я бы очень этого хотел…
— Но? Что не так? — Тэльмиэль взглянула в глаза супругу.
— Враг. Мы на войне, мелиссэ. Я не могу, не имею права рисковать тобой и нашим будущим малышом. Тем более я связан Клятвой, — Куруфин вздрогнул, ощутив как в крови разгорается пожар ярости и жажды мести. — Я исполню ее. Камни отца будут наши! Ты вновь увидишь их свет — свет Древ, истинный свет Арды!
— Курво… успокойся, я поняла тебя, — грустно и тихо ответила Лехтэ. — Пусть будут Камни, а не ребенок.
— Ты ничего не поняла, — горько ответил Куруфин, вставая.
— Так покажи, поделись со мной тем, что чувствуешь, — спокойно произнесла она.
— Нет. Я не желаю, чтобы ты знала это. Тем более ощутила.
Он развернулся и подошел к окну. Довольный ветер стих. Крупные снежинки хлопьями падали, оседая на крышах, карнизах, деревьях. И это спокойствие, это ледяное безразличие, как и молчание Лехтэ за спиной подействовало сильнее иных уговоров.
— Я лучше покажу тебе иное, — решительно произнес Искусник, вернувшись к жене, и распахнул осанвэ.
Пламя, светлое и жаркое, опасное и опаляющее, грозное и тепло-нежное вздымалось в его фэа. Казалось ничто не в силах укротить, обуздать его, но в то же время оно чутко реагировало на малейшие изменения, движения души Лехтэ.
— Мельдо, — ахнула она, вновь оказавшись в его объятьях.
— Люблю тебя. Всегда. Где бы ни оказался, хоть за Гранью… Молчи, просто чувствуй меня, такого, какой я есть.
Резкий порыв ветра ударил в окно, но супруги его даже не заметили.
Никогда не думала прежде Нэрвен, гордая «мужедева», как ее назвала однажды мать, что так будет, что тоска по одному-единственному квендо окажется настолько острой и почти лишит ее сил, не будет давать есть и спать.
Галадриэль вздохнула и отвела с дороги укрытую пышной снежной шапкой веточку. Уже много месяцев она не видела своего мельдо. Келеборн до сих пор наводил переправы через Сирион, и дело это, сначала казавшееся ей не таким уж и сложным, несколько затянулось. Не пара-тройка плотов — упрямый, настырный синда решил возвести настоящие, полноценные мосты там, где это было возможно, а так же сделал несколько паромных переправ.
«Еще один, — написал он ей в последнем письме, — и задание Элу будет выполнено. Скоро я вернусь. Скучаю очень. Пелла передает тебе привет».
Галадриэль представила весело бегающую по стройке лисичку и с грустью улыбнулась. Счастливый зверек! Ей было доступно то, в чем отказали нолдиэ. Сотни раз порывалась эллет нарушить распоряжение Тингола и самой поехать к Келеборну. Но если возлюбленного еще могло спасти родство с королем, то ее саму за непослушание могли просто выслать из Дориата. И что бы она тогда стала делать? Ведь, помимо всего прочего, у нее есть тут незавершенные дела.
Дева нахмурилась и остановилась посреди утоптанной широкой дорожки, прикусив губу. План с вышивкой, до сих пор казавшийся весьма удачным, так и не был исполнен. Заминка возникла в сюжете. Он должен понравиться Элу, это непременное условие, а так же не вызвать подозрений у Мелиан.
Анар весело светил сквозь голые ветви, украшая землю россыпью разноцветных, пронзительно ярких искр, щебетали птицы, и Галадриэль замечталась, глядя по сторонам, как было бы замечательно пройтись тут вдвоем с Келеборном, держась за руки, и любоваться пробуждением земли.
На сердце Артанис потеплело, фэа будто согрелась от этих мыслей. Увлеченная мечтами, она сама не заметила, как сошла с проторенной тропы и споткнулась о выступающий корень вяза.
— Ambar-metta! — выругалась она и невольно взмахнула руками, стремясь вернуть утраченное равновесие.
Однако упасть ей не дали. В тот же миг чья-то сильная рука заботливо подхватила Галадриэль под локоть, и дева, подняв взгляд, увидела Трандуила, сына Орофера. Юноша, лишь недавно справивший свое пятидесятилетие, стоял и смотрел внимательным и немного насмешливым взглядом, в котором читалось понимание.
— Счастливая встреча, — проговорила наконец она и чуть склонила голову в знак благодарности.
— Но вовсе не случайная, — признался синда и улыбнулся, на этот раз широко и открыто. — Я искал тебя, дева из Амана.
Артанис вопросительно подняла брови.
— Что происходит в нашем благословенном королевстве, интересоваться не стану, — заговорил он, — хотя, признаюсь, весьма интересно. Спрошу лишь, долго ли еще Келеборн собирается строить из себя великого инженера? Когда он возвращается?
Дочь Арафинвэ не сдержалась и раздраженно фыркнула:
— Хотела бы я знать. Пишет, что остался последний мост. А почему ты спрашиваешь?
— Соскучился по товарищу, — рассмеялся Трандуил. — К тому же разбирает любопытство — Келеборн никогда не был строителем. Но раз ты говоришь, что конец уже близок, то о подробностях я расспрошу по возвращении его самого. Благодарю тебя.
Сын Орофера уже собирался было уйти, однако Галадриэль неожиданно для самой себя его задержала:
— Постой!
Тот послушно замер в ожидании. Дева нахмурилась:
— Скажи, что любит Элу?
— В каком смысле? — удивился Трандуил.
— В самом обыкновенном. Хочу сделать подарок, но не знаю, что выбрать.
Синда всерьез задумался.
— Кроме Дориата и Мелиан? — уточнил он наконец.
— Да.
— Хм, — неопределенно пробормотал он и почесал бровь. — Дочь свою любит, но для тебя это, конечно, не тайна. К тому же Лютиэн Тинголу не подаришь, она уже у него есть. А еще… Весну, пожалуй.
— Весну? — удивилась Галадриэдль.
— Да. Странно, правда? Но я сам много раз наблюдал, с каким удовольствием он наблюдает, как все расцветает и распускается.
— Спасибо тебе! — радостно воскликнула нолдиэ, озаренная внезапно пришедшей на ум идеей. — Ты мне очень помог.
— Я рад этому, — отозвался Трандуил. — Тебя проводить?
Отказываться от предложения Артанис не стала, и всю дорогу до Менегрота они с Ороферионом оживленно беседовали на тему скорого прихода весны. А, едва оказавшись во дворце, она распрощалась со спутником и прошла в покои, где незамедлительно достала чистый отрез ткани. Весна в Амане! Ведь он видел однажды благословенный край, а значит, сюжет вышивки должен оказаться ему приятен. Гобелен с изображением Дориата придется ненадолго отложить, но беды не будет — она управится быстро.