— Родная моя! Скажи хоть слово. Анайрэ, прошу, не молчи!
Нолдиэ подалась вперед, словно желая шагнуть навстречу, протянула руку, чтобы коснуться и замерла. Глядя прямо в глаза мужу, она наконец тихо прошептала:
— Прости. Люблю тебя.
Ее пальцы соскользнули с гладкой поверхности палантира, прерывая связь. Чуть качаясь, Анайрэ вышла из комнаты и без сил опустилась в кресло на веранде, наконец-то дав волю слезам.
Она не знала, что в это время в Белерианде Финголфин почти разбил столешницу ударом ладони после неудачных попыток вновь увидеть и услышать ее, а затем, резко опустившись в кресло, уронил голову на руки и долго так сидел, пытаясь понять, как ему дальше жить.
— Как же красив стал наш город! — воскликнула Идриль, обернувшись к своей уже совсем взрослой подруге.
Весна в этом году была особенно хороша. Прижившиеся мэллорны устремились ввысь, похожие на тонкие серебристые свечки. Едва на ветках распустились золотые бутоны — листва опала, покрыв землю толстым сверкающим ковром. Недалеко от дворца так же пышно цвели нежным бело-розовым цветом яблони.
На праздник по случаю окончания строительства Гондолина собрался весь город. Горели светильники, отражаясь разноцветными бликами в хрустальных лестницах и башнях. На темном бархатистом небе пронзительно-ярко мерцали огоньки Варды, и нежные звуки арф, плывшие в вышине над городом, волновали души.
Идриль хлопнула в ладоши, и музыка, словно ждавшая этого сигнала, сменилась, зазвучав жизнерадостно, озорно и бодро. Ненуэль рассмеялась и принялась пританцовывать в такт. Сегодня на ней не было ни кожаного рабочего фартука, ни толстых перчаток. Волосы, уже не стянутые на затылке в косу и украшенные цветами и лентами, свободно падали на плечи, а глаза сияли, подобные звездам.
— Дочка, поможешь мне открыть праздник? — с легкой улыбкой на губах спросил подошедший к девам Тургон, и Идриль, кивнув, протянула отцу руку, чтобы пойти с ним в центр выделенного для танцев круга. Разумеется, не единственного, но одного из многих в ту ночь.
Ненуэль проводила подругу веселым взглядом и подумала, не стоит ли направиться к столам и полакомиться чем-нибудь вкусненьким — уж очень дразнящим был аромат, но тут заметила направляющегося к ней высокого нэра в серебряных одеждах и широко улыбнулась, приветствуя:
— Айя!
Тот в ответ слегка поклонился, приложив руку к груди, и на лице его зажглось неподдельное восхищение.
— Alasse, heri, — ответил он. — Рад встрече, хотя она и не была случайной.
Ненуэль вопросительно приподняла брови, на лице ее зажглось ожидание.
— Потанцуешь со мной? — предложил ее собеседник, и дочь Глорфинделя просияла.
— С радостью, лорд Эктелион! — ответила она и вложила пальцы в протянутую ладонь.
Мелодия снова сменилась, зазвучав плавно и нежно. Словно река, она текла теперь вперед, в неизведанное, то задерживаясь на краткое мгновение на перекатах, то взрываясь ярким каскадом. Ненуэль танцевала, глядя на партнера, и смех ее, веселый и легкий, летел к небесам. Лепестки яблоневого цвета, кружась, опускались на камни мостовой, на плечи танцующих, на волосы Эктелиона и Ненуэль. А голос ее, подхваченный ветром, все летел и летел, словно жил сам по себе. Парили в вышине, над круговыми горами, птицы, огни светильников становились все меньше, будто отдалялись.
И в этот самый момент далеко на востоке, в крепости Химлада, до сих пор мирно спавший в постели Тьелпэринквар вскочил и потряс головой, прогоняя остатки сна. Сердце его гулко билось, на висках блестели капельки пота.
— Что за ерунда, — пробормотал он с недоумением.
Откинув одеяло, он встал и проворно натянул штаны, затем замер и, подойдя к окну, некоторое время стоял, с тревогой всматриваясь в даль, на запад. Хотелось куда-то бежать, что-то делать, только он никак не мог понять, куда именно его зовет фэа. Потерев ладонью лоб, он стал перебирать в памяти все, что видел накануне на заставе, но не мог припомнить ничего, что его хоть сколько-нибудь встревожило бы. Раздраженно скрипнув зубами с досады, Куруфинвион подхватил и надел первую попавшуюся рубашку, сапоги и вышел из покоев.
Сначала он хотел поседлать коня и проехать, пронестись по бескрайним полям Эстолада, однако вспомнил о намеченных на утро делах и понял, что эта поездка будет плохой идеей. В покои тоже возвращаться не хотелось. Свернув в гостиную, Тьелпэ распахнул окно и уселся на подоконник, по-прежнему задумчиво глядя в ночную даль.
Совсем рядом раздалось негромкое мурлыканье, и эльда, опустив взгляд, увидел полосатую серую кошку.
— А, это ты, — невольно улыбнулся он. — Тебе тоже не спится? Или пришла поиграть?
Он приглашающее похлопал ладонью рядом с собой, и зверек принял приглашение, запрыгнув и усевшись напротив эльфа, уставившись на него задумчивым взором, в котором читалась мудрость и понимание. Или же так только показалось ее взволнованному собеседнику?
— Ты знаешь, что с мной происходит? — спросил ее Куруфинвион. Кошка промолчала, и он вздохнул. — Вот и я нет. Не пойму никак, что тревожит. Знаешь, мне вдруг во сне почудилось, что я вот-вот что-то потеряю. Или уже потерял…
Тьелпэринквар тяжело вздохнул и опустил взгляд, бессильным жестом опершись рукой о колено:
— И главное — я ничего не могу с этим сделать…
Кошка спрыгнула и убежала во тьму, однако через несколько минут вернулась, неся в зубах… его флейту. Увидев ее, эльф вздрогнул, а зверек, положив инструмент на пол, тихонько мяукнул и подтолкнул его лапой. Тьелпэ спрыгнул и быстро поднял:
— Думаешь, стоит сыграть?
Кошка ничего не ответила, только принялась умываться. Куруфинвион вздохнул и, вновь устроившись на подоконнике, поднес флейту к губам. Мелодия, красивая и тоскующая, полилась в небо, уже начавшее покрываться на востоке нежно-розовым прозрачным флером. Она летела и словно плакала, зовя кого-то.
Далеко на востоке, в самом сердце тайной долины Тумладен, все еще танцевавшая Ненуэль вдруг остановилась и, положив руку Эктелиону на плечо, удивленно прислушалась.
— Ты это слышишь? — наконец с недоумением спросила она.
Лорд Дома Фонтанов прислушался и наконец уверенно покачал головой:
— Нет.
— Странно…
— А что случилось?
— Сама не знаю. Как будто играет флейта. Так красиво и грустно…
Она вздохнула и прикусила губу, прислушиваясь.
— Принести тебе что-нибудь? — наконец спросил он, догадавшись, что дева больше не хочет танцевать.
— Да, — обрадовалась она. — Если можно, яблоко, запеченное в карамели.
— Хорошо, сейчас, — улыбнулся Эктелион и ушел.
Ненуэль, отойдя в сторонку, присела на траву и положила подбородок на колени. Музыка, слышимая, похоже, только ей одной, все лилась и лилась, кружила вокруг, увлекая и зовя за собой.
Вскоре вернулся Эктелион и протянул яблоко. Дева поблагодарила и с аппетитом перекусила.
Ладья Ариэн поднималась все выше, и было очевидно, что веселый праздник подходит к концу. Но музыка, вместо того, чтоб потихоньку угаснуть, вдруг зазвучала ярко и жарко. Ненуэль встрепенулась и огляделась по сторонам. Со всех сторон полетели крики:
— Танец!
— Пусть станцует наша самая юная мастерица!
Стоявшая неподалеку Идриль обернулась к подруге и захлопала в ладоши, и Ненуэль наконец поняла, что зовут именно ее. Эктелион улыбнулся и, отойдя на два шага, тоже хлопнул приглашающее. Дочь Глорфинделя порозовела от смущения, но, отринув сомнения, вскочила и вышла в центр площади.
Гондолинцы одобрительно загудели, а Ненуэль вскинула руки и, замерев, прислушалась. Наконец, уловив ритм мелодии, она повела одной рукой, затем второй, и закружилась, стремясь в одном танце выразить все чувства, обуревавшие ее в этот момент. Всходившее светило играло в ее золотых волосах, на лице танцовщицы читались ожидание и восторг. Она двигалась все быстрее, и музыка, шедшая из глубин фэа, сливалась с той, что издавали струны арф, превращаясь в нечто новое, необычайное и чудесное, и, подхваченное ветром, летело вперед, встречаясь с пением далекой флейты.