— Рад вас видеть! — раздался звонкий голос справа, и лишь потом послышался легчайший шорох.
Сияя, словно Анар в ясное летнее утро, на поросшей болиголовом поляне показался Маблунг. Он в два шага преодолел разделявшее их расстояние и сгреб Келеборна в объятия:
— Наконец ты вернулся! Счастлив видеть тебя!
— Я тоже, дружище, — охотно откликнулся тот.
Галадриэль с улыбкой наблюдала сцену встречи двух давних друзей, а пограничник, в свою очередь, обернулся к ней и склонил голову в почтительном поклоне:
— С прибытием, госпожа. Могу вас поздравить со свадьбой?
Последний вопрос уже был адресован им обоим.
— Да, мы поженились, — подтвердил Келеборн.
— Тогда примите мои пожелания света и счастья. Но наши расстроятся, что не смогли присутствовать на церемонии.
Последняя фраза, впрочем, ответа не требовала — все трое знали, от чего так произошло, и им вдруг показалось, что на чистый лик Анора набежала тень. Повисло минутное молчание, которое прервал Маблунг:
— Я полагаю, нынешний вечер вы проведете с нами? Мы как раз подстрелили лань, так что угощения хватит на всех, а вашим коням необходим отдых.
Он обвел взглядом синдар и нолдор и вновь посмотрел на Келеборна в ожидании ответа. А тот, переглянувшись с женой, объявил наконец:
— С удовольствием!
Вновь, как много лет назад, над их головами шелестела листва, а кроны отбрасывали густые резные тени. Солнечные зайчики отражались бликами в прохладной воде Сириона, и птицы пели, словно и не было в мире никакого зла. И только чуткие сердца квенди различали тьму, нависшую над лесами Бретиль и Нельдорет.
Маблунг привел вновь прибывших на небольшую поляну, со всех сторон укрытую орешником, и жарко вспыхнувший костер разогнал печаль.
— Как там снаружи, за Завесой? — посыпались вопросы.
— Что вы видели?
— Как прошла свадьба?
— Поздравляем, хоть и с опозданием!
— С нас угощение!
Вслед за лордом нолдор постепенно расслабились и скоро включились в общий оживленный разговор. Они охотно рассказывали о жизни в Минас Тирит, о тех землях, где им довелось побывать, о битве с пауками Нан Дунготреб.
Маблунг нахмурился:
— Мы тоже тогда вышли на бой, но понесли большие потери. В конце концов я вынужден был отвести воинов назад за Завесу. Простите.
— Ничего, — ободряюще посмотрел на него Келеборн. — Все хорошо, мы справились.
Мысль, что от них не было в тот день никакого толку, угнетала синдар. Однако скоро запах ароматного мяса и специй развеял грусть. Нолдор достали три бутылки мирувора, и начался незапланированный пир.
Над головами радостно щебетали птицы. Ладья Ариэн все ниже опускалась к горизонту, постепенно укрывая лес сумерками. Вскоре в прорехах крон показались первые звезды, и Келеборн, омыв пальцы в специально приготовленной для этого чаше, встал и протянул руку жене, приглашая пройтись. Та охотно последовала за ним. Они направились по узкой, утоптанной тропинке, и скоро голоса пограничников смолкли.
Келеборн на мгновение опустил веки и поднял лицо к небу.
— Этот мир, — заговорил он тихо, — лес, земля и все звери и птицы, что его населяют, помнят нас юными влюбленными. Теперь мы изменились.
В глазах Галадриэль вспыхнул огонь понимания:
— Ты прав, любимый. Позволим же ему увидеть теперь мужа и жену. Тогда, узнав нас и приняв в этом новом качестве, Дориат поможет нам и поддержит.
Синда открыл глаза и подошел к супруге вплотную. Одно бесконечно долгое мгновение он стоял, любуясь светом звезд, отражавшимся в ее глазах, а после расстегнул пряжку ремня и крепко обнял любимую. Та прижалась к нему с чуть слышным стоном, и дыхание их смешалось, растворившись в подступающей ночной прохладе леса.
Где-то в отдалении пели соловьи. Светлячки летали, будто танцевали под неведомую, слышную только им музыку.
Стоны двух влюбленных становились все громче и жарче. Послышался слабый треск одежды, и Келеборн, уже с трудом различимый в темноте, отбросил в сторону испорченную рубашку. Галадриэль принялась ласкать его, обнимая так крепко, словно боялась потерять. Он целовал ее, с каждым разом опускаясь все ниже и ниже.
— Любимый, — прошептала она, перебирая пальцами уже порядком спутанные серебряные пряди.
Синда поднял голову и посмотрел долгим взглядом жене в глаза.
— Мелиссэ, — откликнулся эхом он и, рывком стащив штаны, прислонил Галадриэль спиной к ближайшему дереву.
Та обняла его бедра своими ногами, и два голоса любви наконец слились в один, устремившись к небесам. И леса Дориата наконец уверились и подивились силе чувств двух столь разных, но искренне преданных друг другу квенди. Огонь и вода, песня и буря вновь, уже в который раз стали едины, подарив миру нечто незабываемое и удивительное.
Утром Келеборн и Галадриэль продолжили путь. Они ехали не торопясь, наслаждаясь каждым проведенным наедине с лесом и друг другом мгновением, и спустя много дней наконец прибыли в Менегрот, вручив Тинголу в подарок гобелен, о котором тот уже почти забыл.
Теперь их ждали долгие, трудные годы.
Отношения с гномами раз за разом становились все лучше, земли Эстолада исправно приносили богатый урожай, а леса радовали изобилием дичи. Мастера трудились, создавая не только нужные и полезные вещи, но и крайне искусные, радовавшие глаз. Химлад процветал.
К лордам нередко приезжали братья. Чаще всех их навещали Амбаруссар, чуть реже — Карнистир. Старшие же, несмотря на мирные годы, предпочитали не покидать свои северные рубежи. Однако и они не раз и не два видели Охотника с Искусником — те сами приезжали то в Химринг, то во Врата, оставляя собственные земле на давно выросшего Тьелпэринквара.
На этот раз Куруфин возвращался вместе с сыном. Очередные испытания защиты от темного пламени Моринготто провалились. Хотя усовершенствованная конструкция и смогла на некоторое время остановить обычный огонь, Искусник был уверен, что она будет почти бесполезна, реши Враг вновь поджечь Ард Гален.
— Атто, я понимаю, что ты расстроен, но… что с тобой происходит? — обеспокоенно спросил Тьелпэ при подъезде к крепости. — Ты совершенно не желаешь разговаривать, уходишь от ответов, постоянно хмуришься. Что тебя гнетет?
Курво вздрогнул, услышав вопрос сына, и опустил голову.
— Ты не поймешь, — после некоторого молчания ответил он. — И это хорошо. Оставь меня, пока я не сказал чего лишнего!
Клятва вновь звала за собой, заставляя забывать о чем-либо, кроме нее. Гнев и ярость вздымались в душе Искусника, мешая мыслить, работать, жить. Фэа в такие моменты сжималась, словно испытывала сильную боль, а Куруфин больше всего на свете желал взять в руки сильмарилл и наконец исполнить ее, чтобы более никогда не ощущать этого тревожного зова.
Тьелпэринквар некоторое время смотрел на отца, потом тяжело вздохнул и, легонько тронув бока коня, поехал вперед, к радостно выбежавшей им навстречу Лехтэ.
— Аммэ! — он спрыгнул на землю и крепко обнял ее. — Как ты?
— Все хорошо, — улыбнулась она и ласково провела ладонью по щеке сына. — Но я скучала. А где твой отец?
Она с легким недоумением огляделась по сторонам. Тьелпэ нахмурился и неопределенно махнул рукой себе за спину:
— Там.
— Вы поругались? — насторожилась мать.
— Нет. Просто он… он опять…
Он отчего-то никак не мог подобрать подходящих слов, но Лехтэ кивнула и ответила:
— Я поняла тебя. Что ж, кажется, настала пора поговорить в ним. Я постараюсь помочь.
— Это вряд ли возможно, — предположил сын.
— И все же я попытаюсь.
Они еще немного поговорили, и Куруфинвион повел Иримэ в конюшню; Тэльмиэль же вернулась в их с мужем покои и стала ждать.
Она ходила по комнате, выстраивая разные варианты диалога и раз за разом их отметая. Анар постепенно опускался к горизонту, и вскоре небо начало темнеть. Зажглись первые звезды, и стало ясно, что время ожидания прошло.