Пламя уютно потрескивало, отбрасывая длинные тени. Искры взлетали ввысь, к небу. Супруги вспоминали прогулки в Бритомбаре, и Нолофинвион, пользуясь случаем, любовался обнаженным телом жены — его совершенством, мягким изгибом линий.
Армидель наклонилась, и волосы густой волной упали вперед, скрыв ее от Фингона. Тогда он придвинулся ближе и, протянув руку, отвел за спину ее длинные серебристые пряди. Жена обернулась и, чуть заметно приподняв брови, понимающе улыбнулась.
— Жаль, что здесь не музыки, — заметила она. — А впрочем…
Поднявшись на ноги, она тихонько свистнула, а птицы, откликнувшись на призыв эллет, запели жизнерадостнее и громче. Вода в озере зашумела, набегая на берег, и легкие облака, набежавшие было на ладью Тилиона, разошлись. Серебряный свет щедро брызнул, вновь осветив ночную землю, и Армидель, подняв руки вверх, к небесам, замерла.
Нолофинвион застыл в ожидании, догадавшись, что сейчас последует, и ему отчетливо показалось, будто он в самом деле теперь слышит музыку. Любимая, прикрыв глаза и обратив лицо к звездам, начала танцевать, и языки огня, смешиваясь со светом Исиля, отбрасывали на ее безупречное тело причудливые блики. Нежная кожа сверкала серебром, и Финдекано казалось, что ничего прекрасней и удивительней он ни видал за всю свою жизнь. Да и не могло быть в мире большего совершенства.
Музыка, что звучала в его ушах, становилась все громче, и он уже не смог бы оторвать от жены восхищенного взгляда, даже если бы захотел. Но такого намерения у него и не возникало. Словно завороженный, он наблюдал за танцем, борясь с желанием присоединиться. Хотелось протянуть руку и коснуться чарующего видения.
«Интересно, — подумал он вдруг, — можно ли второй раз влюбиться в того, кого уже и так любишь? У кого бы спросить? А впрочем… кажется, именно это и происходит».
Скоро предположение переросло в уверенность. Сердце гулко билось, отдаваясь в ушах, горячая кровь нолдо бежала по жилам.
— Мелиссэ, — прошептал он, силясь подобрать слова. Но все мысли и чувства, что роились теперь у него в голове, теснились в груди, укладывались в одно единственное короткое: — Люблю…
Он повторял его, и казалось, что в этом слове уместилась вся суть мироздания, весь замысел Единого.
— Мельдо, — откликнулась Армидель и протянула руки.
Финдекано вскочил, потянулся ей навстречу, и вдруг отчетливо понял, что здесь и сейчас самый лучший момент, чтобы привести в мир того, кто сделает их с Армидель жизнь полнее и совершеннее.
Мысль гулким колоколом ударила в виски, словно призыв. Ребенок. Тот, без кого они уже никогда не будут счастливы, словно птица с одним крылом, которая не может подняться в небо.
Армидель прекратила танцевать и замерла, задумчиво посмотрев ввысь:
— Ты слышишь это?
— Да! Люблю тебя, родная моя…
— И я тебя люблю, мельдо…
Они одновременно сделали шаг друг другу навстречу, и Финдекано заключил жену в объятия.
Песнь, слышимая только им одним, зазвучала все громче, победным гимном устремившись к небу. Муж покрывал лицо жены поцелуями, затем подхватил на руки и бережно уложил на плащ.
Две фэар устремились навстречу друг другу, слившись в причудливом, замысловатом танце, неизменном от сотворения мира и все же каждый раз новом. Сердца их бились в едином ритме, и кровь, бежавшая по венам, соленый пот и жаркие стоны надежно связывали воедино.
— Любимая, — горячо шептал Финдекано, и собственная фэа все звала и звала его куда-то вперед. Мироздание — земля, звезды и сосны — кружились вокруг них все быстрей и быстрей. Ласки мелиссэ обжигали кожу, и он, откликаясь на их общее желание, двигался все быстрее.
Его собственный рык и крик Армидель слились воедино, и в это мгновение показалось, что от их фэар отделились две крохотных искры, а затем слились в одну, и этот огонек засиял стократ ярче и… растворился в роа жены.
Не сразу Финдекано смог прийти в себя. Глубоко вздохнув, он прислушался к голосу ветра, запутавшегося в кронах, и, наклонившись, поцеловал веки любимой. Он лег на спину и, обняв ее, помог удобнее устроить голову у себя на плече. Их пальцы переплелись, и фэар принялись умиротворенно шептаться.
— Мне кажется, — задумчиво проговорила Армидель вслух, — нет, я почти уверена…
— Я тоже, — откликнулся он. — Но отцу и твоим родителям мы сообщим чуть позже. Когда уж точно не останется никаких сомнений.
Прошло чуть больше месяца, и к очередным посланиям, отправленным в Хисиломэ, а следом в Химринг, и касавшимся вооружения и обстановки на северных рубежах, лорд Дор Ломина приписал в конце еще одну короткую фразу:
«Мы с Армидель ждем ребенка».
Королевство изменилось. Возможно, жители, никогда не покидавшие его пределов, и не замечали происходившего, однако пробывшие долгое время в Минас Тирит супруги не узнавали не только привычные им места, но даже и хорошо знакомых синдар. Особенно изменилась принцесса, ставшая еще больше похожей на мать. Но не только внешность Мелиан читалась теперь в ней. Черты, повадки и отношение ко всему, что ее окружало, утратили свойственные эльдар качества. Полумайэ по рождению стала истинной майэ по сути. Магия отныне была верным спутником Лютиэн. Именно она решала все вопросы, что порой возникали у принцессы. Менестрели, как и прежде, славили ее красоту, однако верного Даэрона нигде не было видно. Полностью покоренный, как считала дочь Мелиан, он ожидал свою госпожу в одной из многочисленных пещер Менегрота, где ученица своей матери отрабатывала все новые и новые заклинания, обретая могущество и теряя себя. Дочь Эльвэ спала беспробудным сном, убаюканная сладкими чарами, и не ведала, что творит другая ее часть — иная суть.
Даэрон же почти смирился с долей узника, чьи силы раз за разом насыщали обожаемую им принцессу. Вот только… тонкая ниточка, что протянулась от его фэа куда-то вдаль, за границу Дориата, звала за собой, побуждая жить и не сдаваться. Даже когда кожаные путы больно впивались в руки и ноги, а дыхание перекрывала магия, он продолжал верить, что однажды вырвется из плена, хотя его роа предательски выполняло все, что только могла пожелать весьма уже опытная волшебница. Мелиан научила ее многому и разному, убивая в дочери душу эльфийки и взращивая в ней жажду власти. Лютиэн теперь охотно следовала ее советам, научившись получать удовольствие и новые силы от таких встреч с Даэроном.
«Скоро, уже совсем скоро ты исполнишь свое предназначение! Не пройдет и ста лет, как ты будешь готова послужить Ему. И мне. Во славу Нового Дориата!» — размышляла Мелиан, узнав, как именно использует ее дочь своего подопытного, того, кто когда-то искренне славил ее красоту и был готов по-настоящему в нее влюбиться. Однако вовремя наложенные чары помешали фэа раскрыться, а то, что она порой куда-то устремляется…
«Неужели он думает, что та дева сможет дать ему нечто большее, чем он получает сейчас? Моя Лютиэн прекрасна! Особенно, когда наслаждается его мольбами, муками… но позволяет же прикоснуться к себе. Ах, сколько тогда получает силы! Не то, что я от своего Элу. Впрочем… скоро, уже совсем скоро я преподнесу Дориат Ему! И слуг. Нет, рабов! И тогда… да, да, Мелькор, я вновь испытаю это с тобой! И ни что меня не остановит. Я вновь буду твоей…» — мысли майэ в который уже раз унеслись на север. Мелиан представляла восторг властелина, когда тот узнает о присоединении Дориата к его землям. И награда, вожделенная награда будет ее! Она охватит своими губами, пройдется языком и начнет задыхаться. До слез и боли, пока он, ее владыка, не позволит сделать короткий глоток воздуха, чтобы затем вновь резко его перекрыть…
— Ах! — вздрогнула она.
— Любимая, с тобой все в порядке? — вошедший в их покои Элу ласково обнял разгоряченную мыслями жену.
Мелиан брезгливо скинула его руку.
— Пшел прочь, жалкий синда!
Одумавшись, она поспешила вернуть супруга, однако тот на удивление быстро исчез.
— Как так?! О, Мелькор, почему так не вовремя?!
Королева поспешила в тронный зал, рассчитывая застать мужа там, возможно, даже среди советников. Однако ее постигла неудача, и Тинголу на этот раз удалось скрыться.