«Ненуэль…» — различила она и, не сдержавшись, радостно вскрикнула:
— Это он! Это он! Наконец… Я уверена!
Порывисто прижав руки к груди, она побежала вперед, не разбирая дороги. Туда, где ей слышались звуки родного голоса. Эктелион постоял, провожая деву взглядом, и, убедившись, что она скоро пришла в себя и, напевая тихонько себе под нос, направилась домой, постоял еще немного и, тяжело вздохнув, отправился бродить по городу.
Закат прогорал, и его последние отблески играли на хрустальных шпилях. Голубизна неба уступала место черному покрывалу ночи. Фэа болела и кричала, уже почти привычно. Идти отдыхать совершенно не хотелось, и лорд Дома Фонтанов, некоторое время бесцельно гулял по засыпающему городу, пока не обнаружил себя у дома Ненуэль. Он сел на скамью и принялся глядеть на ее окна. Мысль, что вместе с возлюбленной ему никогда не быть, заставляла сердце стенать и плакать.
Дверь отворилась, и хозяин, спустившись вниз, расположился рядом с ним. Оба молчали. Наконец, Эктелион поднял взгляд и посмотрел в серьезное, печальное лицо друга. Губы Глорфинделя были плотно сжаты, а брови нахмурены. Порывисто вскочив, он прошелся туда-сюда, потрясенно развел руками и обессилено облокотился о ствол ближайшего дерева, и с губ его сорвался судорожный вздох.
— Ничего не говори, — проговорил наконец Эктелион. — Я сам знаю. И все же я ни за что на свете не согласился бы отказаться от своей любви. Это счастье, понимаешь? Несмотря ни на что. Я наслаждаюсь тем, что могу быть рядом с нею, могу видеть и слышать ее. И знаешь, иногда, когда она забывает, что я ее люблю, она улыбается мне. До тех пор, пока не появляется незримо он. Тот, другой. Кстати, не знаешь, кто это?
— Она не рассказывала, — покачал головой Глорфиндель. — Впрочем, догадки имеются.
— Тогда не говори мне ничего.
Эктелион вздохнул и, поднявшись, сунул руки в карманы котты и направился по дорожке. Друг так же молча пошел рядом.
— Я не знаю, сколько месяцев или лет мне отпущено. Я буду рядом с ней все время, пока смогу.
— Зачем?
— А вдруг понадобится моя помощь?
Глорфиндель промолчал.
— Когда-нибудь он придет лично, — задумчиво прошептал Эктелион и замолчал, с тоскою глядя на звезды.
— Что ты тогда намерен делать? — спросил друг прямо.
— Не знаю.
— Но я отец. Ты понимаешь, что я не смогу пожертвовать счастьем дочери, даже ради нашей дружбы?
Эктелион вздрогнул:
— Об этом я и не собирался просить тебя. Нет! Когда к тебе придет тот, другой, забудь о том, что я твой друг, и будь только отцом. Прошу тебя.
— Это я могу обещать.
Светили звезды, где-то в отдалении играла свирель.
— Хотел бы я хоть раз посмотреть на него, — сказал Эктелион и вновь замолчал.
Разговор не клеился. А, может быть, им просто больше нечего было сказать друг другу.
Когда впереди вновь показались огни дома, Глорфиндель попрощался с Эктелионом и вошел внутрь, а тот, еще немного постояв, вдруг порывисто запустил руки в волосы и с силой дернул. С губ его сорвался то ли стон, то ли вой, немного напоминающий волчий. И снова все стихло.
Спать не хотелось, и он отправился к Вратам Ондолиндэ. Там, среди товарищей, ему удавалось иногда не думать о своей любви.
====== Глава 64 ======
— Возвращаемся, лорд? — спросил Норнвэ Маэдроса.
— Да, здесь нам больше делать ничего, — согласился он. — Если бы где и остались твари, наши разведчики уже обнаружили б их. Возвращаемся.
Майтимо знал, что многие верные спешили оказаться дома — всем хотелось встретить праздник среди родных и друзей, а не на северных рубежах.
Нолдор любили день Середины лета, самый светлый, радостный, но в то же время с привкусом легкой горчинки — с этого момента, хоть и по чуть-чуть, но начинал убывать свет.
Сам Маэдрос достаточно ровно относился к нему, скорее наоборот, считал, что его, как лорда, будет ожидать больше забот и хлопот, связанных не только с безопасностью земель. Однако в этот раз ему, как и спутникам, не терпелось поскорее вернуться в Химринг, словно там его ожидало нечто действительно радостное.
Когда отряд оказался в крепости, один из верных тут же подлетел к Майтимо, сообщив, что лорд Финдекано несколько раз пытался связаться с ним по палантиру. Быстро окинув взглядом своих спутников и убедившись, что его присутствие более не нужно, Маэдрос поспешил к себе в кабинет, на ходу выясняя, не было ли гонцов из Ломинорэ или Хисиломэ. Отрицательный ответ заставил его поторопиться.
«Где же ты, друг? У своего отца или…» — думал Маэдрос, положив ладонь на палантир, когда его вызов наконец приняли.
— Aiya, лорд Нельяфинвэ, — раздалось в камне и в голове, когда он увидел Нолдорана.
— Доброго дня… — Майтимо на секунду задумался, как стоит поприветствовать Нолофинвэ: как короля или же как родича.
Однако тот тут же развеял его сомнения:
— Рад видеть тебя, Нельо. И давай оставим этот торжественно-официальный тон. Я сейчас позову Финьо, пусть он сам все тебе скажет.
Маэдрос кивнул, немного удивившись.
Палантир еще не успел показать радостного, но немного встрепанного кузена, как Майтимо услышал:
— У меня родился сын! Ты представляешь, маленький такой, с темными волосиками и очень яркими глазами. Он такой… такой умница! Да, назвали Эрейнионом. А еще он любит, когда я ему рассказываю сказки. Или пою. Или…
— Финьо, остановись, пожалуйста, — смеясь, попросил его друг. — Я рад, очень рад за вас с Армидель. Нет, за всех нолдор! Прими мои поздравления.
— Прости, я увлекся, — сказал Фингон. — И благодарю тебя. Понимаешь, это может показаться странным, ведь я много времени проводил с братьями, когда те были малышами, но Эрейнион… он правда другой!
— Верю, Финьо, хотя подозреваю, что никогда и не узнаю, — признался Майтимо.
— Не говори так! Мы не знаем, что нас ждет, — с улыбкой произнес Финдекано.
— Здесь я с тобой соглашусь. Но это, по-моему, даже и неплохо.
На этот раз друзья не обсуждали ни укрепления, ни вести, принесенные разведчиками. Оба хорошо знали, что ни одна из новостей не была столь значима, как рождение сына Финдекано. Тем более, что времена настали действительно спокойные, и лишь изредка орочьи шайки беспокоили своим появлением нолдор. Однако с ними неизменно быстро и уверенно справлялись.
В приподнятом настроении Маэдрос покинул кабинет и наконец привел себя в порядок с дороги. Стоило немного отдохнуть, а после открыть праздник, которому надлежало длиться три дня и три ночи.
«Странно, когда мы только возвращались домой, я думал, что, как обычно, скажу положенные слова, какое-то время побуду со своим народом и потом, тоже как всегда, уйду на стену, чтобы издали глядеть на друзей и на Врага. Финьо-Финьо, что ты со мной в очередной раз сделал», — улыбаясь думал Майтимо, осознав, что хочет праздновать вместе с нолдор Химринга.
Времени на сборы было немного, а потому он решил в последний день праздника лично приготовить угощение для всех желающих, а пока что… вперед, к свету! Прославлять Анар, чьи золотые лучи щедро дарили тепло, обещая в дальнейшем богатый урожай.
Нолдор встретили своего лорда радостными приветствиями и тут же воцарилась тишина — в ожидании речи.
Однако Маэдрос на этот раз удивил всех. Он запел. Конечно, старший сын Фэанаро не обладал таким великолепным голосом, как Макалаурэ, однако его искренний порыв, его чувства и эмоции, которые он вложил, свершили практически невозможное — все нолдор, что собрались на праздник, подхватили мотив. Каждый вплетал свои слова, свои чаяния и надежды, но неизменно все они славили жизнь и свет.
Так прошла сама короткая ночь. И с финальный аккордом песни золотой луч разрезал тьму ночи, возвещая победу над ней.
— Пора возвращаться назад, в Менегрот, — вздохнула Галадриэль и посмотрела на мужа.
В лазурной синеве небес плыли легкие облака, ивы тихонечко шелестели, будто прощались. На сердце лежала тяжесть.