Анайрэ кивнула.
— Знаешь, мне так хочется, чтобы… чтобы… — она мысленно перебирала всевозможные варианты, но ни на одном не могла остановиться. — Я не знаю, чтобы что, но я хочу быть со своей семьей!
— И будешь. Просто поверь мне, — неожиданно произнесла Нерданэль.
Анайрэ кивнула — в ее сердце в тот же миг поселилась уверенность в правдивости слов жены Фэанаро.
Весть о том, что у одного из верных родилась дочь, в мгновение ока облетела Химлад.
Лехтэ сидела в покоях у окна и выбирала нитки для будущего вышивания. Анар, несмотря на бодрящую весеннюю прохладу, радостно сиял, обещая погожий день, и ей казалось, что она слышит даже, как в ближайшем лесу в тени вековых деревьев несутся вниз по реке, подпрыгивая на перекатах, последние льдинки.
Голоса ворвались в сознание неожиданно, словно ветер в окно.
— Ты представляешь, дочка! — делился радостью один из воинов, похоже только что сменившийся с караула.
— Поздравляю! Как вы и хотели.
Нолдиэ встрепенулась, и на губах ее невольно заиграла счастливая улыбка. Ребенок в Химладе! У нолдор такое в последние столетия и без того случалось исчезающее редко, а уж на северных рубежах тем паче.
Впрочем, Ферниэль, которая теперь стала матерью, Лехтэ знала. Она была весьма одаренной художницей и замуж вышла незадолго до Исхода. Решение родить дитя, разумеется, было ожидаемым, однако будущие родители не торопились, вполне естественно опасаясь, что мир в любой момент может быть нарушен. Однако год назад решили рискнуть.
Широко улыбнувшись, нолдиэ поставила на стол шкатулку с нитками и вышла из комнаты.
— Леди Тэльмиэль, у нас дочка! — воскликнул Халтион, увидев ее.
— От всего сердца поздравляю вас с супругой, — ответила та. — Вы позволите навестить ее?
— Жена будет очень рада.
Поговорив еще немного, она попрощалась с верными и, бегом спустившись по лестнице, направилась в мастерские. Идти с пустыми руками к роженице было негоже, так же как заранее заботиться о подарке.
«Надо же, малышка! У нас, а Химладе! — повторяла мысленно Лехтэ, все еще с трудом веря произошедшему. — Как давно здесь не было слышно детского смеха!»
Однако сейчас следовало подумать, чем порадовать эльфиечку. Большой дар она изготовит позже, на Эссекармэ, сегодня же Лехтэ вполне успевала сделать две погремушки из дерева, например в виде медвежонка и птицы.
Достав инструмент, нолдиэ с удовольствием окунулась в работу. В памяти всплывали картины прошлого, когда она вот так же делала игрушки новорожденному Тьелпэ, и фэа снова пела, как в те далекие дни.
Время летело, разговоры неподалеку под окнами то утихали, то разгорались с новой силой. Прислушавшись, она поняла, что почти все обсуждают последнюю радостную новость.
Решив, что красить игрушку не стоит, она покрыла ее незатейливой, но нарядной резьбой, и подарок был готов.
Еще раз тщательно осмотрев погремушки и убедившись, что не осталось никаких заусенцев или шероховатостей, она присоединила к ним опал для молодой матери и отправилась в крыло верных.
Ферниэль, увидев гостью, просияла:
— Леди Лехтэ!
Та улыбнулась в ответ и приложила палец к губам. Молодая мать кивнула в знак согласия и сделала широкий приглашающий жест. Недалеко от окна стояла колыбель. Осторожно приблизившись, Тэльмиэль заглянула внутрь и увидела укрытую мягким теплым одеялом малышку. Темноволосую, как и большинство нолдор. Цвет глаз, однако, было не разобрать — новорожденная спала.
«Это вам с дочкой в подарок», — послала Лехтэ осанвэ и протянула Ферниэль приготовленный дар.
«Благодарю вас!» — ответила та, принимая.
«Как решили назвать?»
Ответила мать, не задумываясь:
«Алкариэль. Я предвижу, что она, словно луч Анара в грозу, озарит чью-то жизнь».
«Чью же?» — полюбопытствовала Лехтэ, и в ожидании ответа даже затаила дыхание. Подобные видения у матерей не приходят зря.
Однако Ферниэль пожала плечами:
«Лица я не видела, лишь темные волосы».
«Значит, нолдо?»
«Скорей всего, да».
Лехтэ снова с интересом склонилась над колыбелью. Нежданная радость для всех, а теперь еще и загадка.
«Какие же тайны хранит твоя жизнь?» — подумала она и, улыбнувшись, с нежностью провела пальцем по маленькой щечке. Малышка сладко сопела во сне.
«Пора мне, — послала осанвэ Лехтэ. — Вам с дочкой нужно сейчас отдыхать».
Молодая мать кивнула и положила ладонь гостье на плечо:
«Приходите еще, когда пожелаете. Мы будем рады».
«Быть может, я смогу чему-нибудь научить ее, когда она подрастет?» — внезапно предложила та.
Конечно, своей дочери у нее уже никогда не будет, Курво однозначно дал ей понять, что дети и Клятва не совместимы. Однако с каким удовольствием она бы позанималась с Алкариэль! Конечно, если ее мать согласится.
Та, услышав вопрос, вновь просияла и энергично кивнула:
«Это было бы замечательно! Я ведь сама не слишком хорошо пою и танцую».
«Тогда решено. Когда она вырастет, то станет истинной леди».
«Благодарю, госпожа!»
Анар постепенно начинал клониться к закату. Ферниэль не стоило утомлять, да и самой Лехтэ пора было подумать об ужине. Тепло распрощавшись, она пообещала, что скоро непременно заглянет снова, и вышла.
Фэа пела, предчувствуя грядущие годы радости.
«Но не только петь и танцевать ей надо будет научиться, — подумала нолдиэ. — Еще шить, вышивать. И на музыкальных инструментах играть. Да мало ли наук, которые необходимо знать настоящей эльфийской деве».
Задрав голову, Лехтэ увидела, как на ближайшей ветке поблескивали в золотых лучах первые крохотные листочки. Подпрыгнув, она дотронулась до них пальцем и поспешила на кухню. Скоро освободятся муж с сыном и наверняка захотят есть.
Оростель остановился, заметив друга, чье лицо озаряла искренняя и светлая улыбка. Конечно, Макалаурэ редко ходил хмурым и мрачным, все же времена пока были мирные и спокойные, но такой безмятежности и счастья он давно не видел. Очень давно. Разве что еще в Амане. Оростель собирался уйти, однако его заметили и окликнули.
Вместо привычного вопроса об обстановке вокруг Маглор вдруг поинтересовался:
— Тебе тоже кажется, что произошло нечто удивительно прекрасное?
— Эм-м-м. Пожалуй, да, — ответил он. — Я давно тебя таким не видел. И это замечательно!
— Я не об этом. Мелодия. Новая, удивительно прекрасная. Я слышу ее со вчерашней ночи. Она… она прекраснее всего, что только есть на свете!
— Так запиши ее.
— Нет, мой друг. Эти ноты не для инструмента, а для души. Моя фэа… она стремится туда, где источник этой музыки. Она летит навстречу. И это восхитительно!
Глаза менестреля сверкали, слова сами складывались в строки, а пальцы мысленно перебирали струны лютни. Эмоциям, с головой захлестнувшим Маглора, нужен был выход. Оростель как никто иной понял друга, быстро принеся тому инструмент и несколько чистых свитков. В том, что карандаш всегда имелся у Макалаурэ в одном из карманов, он не сомневался.
— Благодарю, — кивнул ему Кано, привычно и как-то ласково беря в руки лютню.
Оростель замер, не желая помешать, а в следующий миг чистый сильный голос взлетел в высь, ликуя и радуясь. Он отражался от скал, его подхватывал ветер, усиливали узкие ущелья. Птицы вторили менестрелю, помогая донести слова, что рождались сейчас в душе Маглора. Казалось, эта песнь долетела и до Эстолада, где в одном из домов светло и умиротворенно улыбнулась во сне малышка.
Отголоски ее полетели и на север, где заставили вздрогнуть владыку Ангамандо — такова была сила чувств, столь ненавистных Морготу, что охватила Маглора.
Поднявшись высоко-высоко, она устремилась на запад, где, минуя все преграды, достигла Амана и всколыхнула сонный покой Лориэна и Чертогов.
Фэар нолдор словно пробудились ото сна, что насылали майар Намо, вновь захотев познать радости бытия.
— Йондо, — встрепенулся Фэанаро, удивившись, как Кано смог пробиться к нему сквозь расставленные владыкой Мандоса ловушки.